обязанностям слегка нервно, боясь в чем-то опростоволоситься, но потом заметил, что его ближайшие помощники еще больше во всем этом теряются, и совсем успокоился. Если окружающая жизнь бросает ему новый вызов, он его примет и все равно победит.
Дельный совет дал Фемел: распределять весь день по часам и неукоснительно следовать заданному распорядку. Как это так – заставить ждать бравого вожака или десятского, опасался Дарник, однако воспитатель купеческих детей быстро объяснил его соратникам, что время воеводы слишком дорого, поэтому приходите не тогда, когда вам удобно, а когда удобно Рыбьей Крови. Не все были с этим согласны, но их раздражение целиком было направлено не на Дарника, а на этого «зарвавшегося ромея». Зато успевать воевода стал гораздо больше.
Приятны оказались и некоторые другие вещи. Без всякого внушения два верных оруженосца, Селезень и Терех, посменно день и ночь находились поблизости, взяв на себя обязанность всегда обеспечивать Дарнику оседланного коня, наточенное оружие, горячую еду и теплый ночлег. Точно так же и остальные бойники при всяком появлении воеводы, если и не вскакивали тотчас на ноги, то непременно подтягивались и замирали, показывая свою готовность выполнять его распоряжения. Да и все липовцы как-то незаметно привыкли вести себя с ним с большей уважительностью, чем с полусотскими или даже липовским старостой.
В окна верхнего яруса воеводской избы-башни Рыбья Кровь приказал вставить свинцовые рамы со стеклами, полученными после сражения с тарначами. Сюда же снесли самое богатое оружие, подсвечники, зеркала, серебряные и медные кубки, медвежьи и волчьи шкуры. Здесь, в советной горнице, при двадцати свечах воевода вечерами принимал посетителей. После домов, освещенных двумя-тремя лучинами, это представлялось им сказочным дворцом.
– А он не только воевать умеет, – было общее суждение.
Многое теперь Дарнику приходилось самому начинать, а спустя какое-то время передавать свое начинание в другие руки. Нашлось лишь одно занятие, которое он надолго оставил за собой, – боевое обучение подростков. К дюжине ребят, отбитых у арсов, быстро добавились липовские сорванцы, и получилась большая тридцатиголовая ватага. Маланкин сын еще отлично помнил опекунство брата Сбыха и свои похождения с каменецким Клычем, поэтому понимал не только тайные желания учеников, но даже чувствовал тот особый ритм, в котором они способны обучаться лучше всего. Каждый день он обязательно готовил им какое-нибудь новое, необычное упражнение: то составить живую пирамиду и по плечам двух товарищей влезть в окно второго яруса, то по натянутой веревки перебраться с одной макушки дерева на другую, то с помощью шеста перепрыгнуть двухсаженный ров. И трудно было сказать, кому эти занятия доставляли большее удовольствие: подросткам или их юному воеводе – победителю десятка вооруженных столкновений. Даже занимавшиеся тут же на дворовом ристалище со своими вожаками бойники, и те порой завистливо оглядывались на визг и азартные крики мальчишек.