– Ты думаешь, мы справимся с двумя сотнями арсов? – выразил свое опасение Меченый.
– Зимой они нападать не будут, – успокоил его Рыбья Кровь.
– Почему ты так уверен?
– Побоятся в холода остаться без крыш в своем Арсе. Но мелко навредить могут, поэтому на правый берег не суйся, да и тут меньше десятка в лес не выпускай. Тебе главное – не столкнуться с их большой охотой, и все будет в порядке.
Впрочем, сам Дарник был далеко не так уверен в мудрости собственных советов и обещал Меченому постоянную дозорную связь с Липовым.
Свадьба прошла с соблюдением местных обрядов: хороводом вокруг вербы, разрезанием головки сыра, обменом мелкими подарками. Ульна сперва смотрела на жениха со страхом и недоверием, но своим легким подтруниванием Дарник быстро растопил ее отчужденность, и к концу свадебного пира невеста улыбалась ему уже с веселой ласковостью. Приобретенный опыт с наложницами пригодился воеводе в первую брачную ночь, он никуда не спешил и хотел произвести на невесту только самое благоприятное впечатление, поэтому грубость и стыдливость сумел превратить в увлекательное и милое открывание заветной тайны, что, однако, дорого обошлось ему впоследствии, когда Ульна снова и снова стала требовать, чтобы он был таким же необыкновенным, как в первую брачную ночь.
Обратный путь дарникского каравана с новой ватагой глинцев проходил под непрерывный смех и песни. В Липове их встретила напряженная тишина – на войсковом дворище случилась большая драка короякцев с воинами-липовцами, и теперь обе половины войска держались по отдельности.
– Наши бойники требуют другого порядка, – доложил Терех, первым встретивший караван синим зимним вечером.
Дарника больше беспокоила Черна с ее неуравновешенным характером, поэтому он не придал особого значения возникшей сваре и, не заходя на войсковое дворище, спокойно переночевал в советном доме городища.
Утром короякцы позвали его на дворище. Про воеводскую суженую никто не вспоминал – судилище ждало самого Дарника.
– Мы бойницкое братство или твои подначальные гриди? – заговорил десятский Струсь, не самый последний воин, уже получивший за Арс наградную фалеру. – Если гриди, то плати нам как гридям, если братство, то сам соблюдай законы братства.
Полусотские угрюмо отводили глаза, чувствуя свою вину за то, что не сумели сами утихомирить возникший бунт.
– Дальше давай, – попросил воевода, сладко утомленный любовными утехами, он никак не мог настроиться на серьезный лад.
– Ты ни с кем не советуешься, растратил всю нашу казну, всегда стоишь за липовцев, слушаешь одного своего дурного ромея, – перечислил десятский.