Шестьдесят верст до Толоки растянулись для дарницкого войска в недельное путешествие. Плохо наезженная дорога с пнями, рытвинами и выступающими корнями вдвое замедляла привычную скорость. На первой же переправе через небольшую речушку задержались на три дня. В дополнение к уже построенному мосту и сторожевой веже войско временную свою стоянку превращало в стоянку постоянную: обнося часть обширной луговины рвом и защитным валом и возводя срубы для большого гостиного дворища. Оставшаяся охранять его ватага получила приказ доводить дворище до полной готовности.
У следующей речной переправы мост еще не был готов, и пока пешцы с конниками возводили вторую постоянную стоянку, камнеметчики по придумке Меченого принялись наводить искусственный брод – русло реки в самом широком месте целый день обстреливали из камнеметов большими камнями. Каково же было всеобщее удивление, когда повозки и даже тяжелые сундуки действительно стали благополучно переправляться здесь на другой берег. Камнеброд – так и назвали будущее гостиное дворище.
На вынужденные задержки никто не роптал, хорошо понимая, для чего все это нужно. Наблюдая за работами, Дарник неожиданно для себя открыл ту высокую цель, ради которой не жалко было никаких стараний. Не воевать и не путешествовать, и даже не строить вот такие места для стоянок, а просто всегда и всюду устраивать «мир на дорогах», чтобы по ним могли спокойно передвигаться не только купцы со своими охранниками, а и простой смерд с телегой капусты или гороха. Ехавшие рядом с ним арсы не верили своим ушам – их всегда бесстрастный воевода заливался счастливым мальчишеским смехом.
– Ты чего? – удивился случившийся поблизости Борть.
– Вспомнил твою вчерашнюю шутку, – ответил воевода, оставив своего полусотского в еще большем изумлении.
Еще один двадцативерстный бросок, и у стен Толоки войсковую колонну радостно приветствует собственный липовский гарнизон. Здесь тоже ненадолго задержались, пополнив запасы продовольствия и набрав с толокцев дюжину новых ополченцев. По договоренности с остёрским князем одна треть ежегодной дани с Толоки принадлежала Дарнику, а две трети – князю. Свою часть Рыбья Кровь взял с селища мешками овса, а княжескую – куньими и лисьими шкурами. Чтобы подсластить угрюмым смердам их горькую долю, воевода распорядился остающейся гарнизонной ватаге рубить отдельное войсковое дворище чуть на отшибе от селища и при очередной смене сторожей возвратить в Толоку всех подростков.
Путь от Толоки до Остёра преодолели за четыре дня, не задерживаясь больше положенного на стоянках. Как-то незаметно все злое чувство Дарника против короякских ополченцев совершенно улетучилось, они ему безоговорочно подчинялись – этого было достаточно если не для его любви, то для его великодушия и снисходительности. На вопрос Саженки, почему он всегда такой спокойный и в хорошем настроении, так и объяснил: