Он рассказал ей некую историю. Марта не пожелала высчитывать степень ее соответствия действительности. Он влюбился. Так уж случилось. Не думай, что я пытаюсь оправдаться. Тогда он решил, что полный и окончательный разрыв всем пойдет на благо. У Марты есть единокровный брат, зовут Ричард. Неплохой парень, правда, не знает еще, куда приложить свои силы в жизни. Ну, для его возраста нормальная проблема. Стефани — это имя внезапно рухнуло на тарелку Марты, как опрокинутый неуклюжей рукой бокал, — Стеф три месяца как умерла. Рак — мерзкая болезнь. Диагноз ей поставили пять лет назад, потом наступила ремиссия. Но он вернулся. Когда он возвращается, всегда хуже. Уже не отпускает.
Все это казалось — каким? — не то чтобы неискренним, но маловажным, совершенно непригодным для заполнения четкой, уникальной, выпиленной лобзиком дыры в душе Марты. Она попросила у него Ноттингемшир.
— Прости?
— Когда вы ушли, у вас в кармане лежал Ноттингемшир.
— Да-а? Значит, я правильно расслышал…
— Я собирала паззл «Графства Англии». — Произнеся это, она почувствовала себя неловко; ей не то чтобы было стыдно, но казалось, будто она слишком уж обнажила свое сердце. — Вы обычно забирали у меня какую-нибудь деталь и прятали, а потом находили. Уходя, вы унесли Ноттингемшир с собой. Разве не помните?
Он покачал головой:
— Ты собирала паззлы? Наверно, все дети так, они их обожают. Ричард тоже. Во всяком случае, одно время. Помню, у него был один невероятно трудный, сплошь облака или что-то подобное — пока не соберешь до половины, вообще непонятно, где верх, где низ…
— Вы не помните?
Он взглянул ей в лицо.
— Действительно не помните? В самом деле?
И это она всегда вменяла ему в вину. Ей было уже за двадцать пять, и она становилась все старше и старше, все старше и старше двадцати пяти лет, все старше, старше и старше двадцати пяти лет, и она была сама себе голова; но этого проступка она так и не смогла ему простить.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«Питмен-Хауз» был верен архитектурным принципам своей эпохи. Он был выдержан в духе умеренной, не чуждающейся гуманизма светской власти: ясень и бук умиротворяли стекло со сталью; салатовые и кислотно-желтые вкрапления указывали на потаенную страстность; в вестибюле тускло-красный барабан укрощал мощь жестких углов. Интенции этого мирского собора были объективизированы в божественно-прекрасном атриуме: выполняя функцию пассивного, энергоемкого вентилятора, он наглядно доказывал преданность здания благу общества и окружающей среды. Гибкая организация пространства и честные трубопроводы; согласно пресс-релизу архитектурной фирмы «Слейтер, Грейсон и Уайт», здание сочетало изысканность средств с откровенностью целей. Еще одной принципиально важной чертой была гармония с природой: позади «Питмен-Хауза» простиралось искусственное торфяное болото, и, прогуливаясь по галереям (изготовленным, согласно надежным источникам, из массива древесины ценных пород), сотрудники могли, жуя свой обеденный сандвич, изучать повадки перелетных птиц херт-фордширских окраин.