Они сидели у нее на диване, полусоприкасаясь пальцами, все еще оставляя себе пути к отступлению, шансы все благоразумно взвесить и передумать.
— Послушай, — сказала она. — Лучше, если я скажу без обиняков. Я не завожу интрижек с мужчинами, с которыми вместе работаю, и не встречаюсь с мужчинами, которые моложе меня.
— За исключением тех случаев, когда они ниже ростом и носят очки, — ответил он.
— Ни с мужчинами, которые зарабатывают меньше меня.
— За исключением тех случаев, когда они ниже ростом.
— Ни с мужчинами, которые ниже меня ростом.
— За исключением тех случаев, когда они носят очки.
— Вообще-то против очков я ничего не имею… — произнесла она, но он начал ее целовать прежде, чем она докончила фразу.
В постели, когда дело вновь дошло до слов, Пол обнаружил, что его мозг превратился в губку для впитывания счастья, а язык — в сорвиголову.
— А что ж ты о моих принципах не спросила, — произнес он.
— О которых?
— Что ж, у меня тоже есть принципы. Насчет женщин, с которыми я работаю, женщин, которые старше меня, женщин, которые зарабатывают больше меня.
— Да, полагаю, принципы у тебя должны быть. — Она почувствовала, что ее выбранили, и скорее за бестактность, чем за агрессию.
— Да еще какие. Мои принципы предписывают всех их обожать.
— При условии, что они не выше тебя ростом.
— Вот уж чего не переношу, того не переношу.
— И волосы у них не, э-э, темно-каштановые и не коротко остриженные.
— Нет, подайте мне блондинок.
— И сексом им не нравится заниматься.
— Нет, я всегда отдаю предпочтение женщинам, которые лежат, как мертвые.
Они несли чушь, но сердцем Марта чувствовала: нет никакого списка запретных тем. Она чувствовала, что не вызовет у него ни шока, ни ревности — он просто поймет. Ее следующая фраза была произнесена не для того, чтобы его испытать.
— Когда-то чья-то рука побывала там, где сейчас твоя.
— Мерзавец, — пробурчал Пол. — Точнее, мерзавец со вкусом.
— И знаешь, что он сказал?
— Если сердце у него было хотя бы на пять процентов человеческое, он лишился бы речи. Даже «мама» не смог бы сказать.
— Правдивая лесть, — заметила она. — Удивительно, как от нее становится приятно. Все страны должны овладеть этим искусством. Тогда прекратятся войны.
— И что же он сказал? — Этот вопрос словно бы задали его пальцы.
— О, я ждала, что он скажет что-нибудь хорошее.
— Правдивая лесть.
— Именно. И я почти чувствовала, как крутятся у него в голове шестеренки. А потом он сказал: «Наверно, ты носишь 34-С».
— Идиот. Дебил. Я его не знаю? Она помотала головой. Не знаешь.
— Полный идиот, — повторил он. — Ты носишь 34-й-В, это же ясно.