Взял на прицел рот белобрысого, белый кружочек попал на шевелящийся язык, розовый, как карамелька. Первым выстрелом русскому напрочь снесло челюсть, и, пока он падал, опрокидывая на себя тележку с тартинками, Витторио опустил пистолет и прицелился в голову.
И не подумал ничего.
Когда он вышел из зала, переступив через тело Каладзо, стараясь не поскользнуться на крови, которая быстро растекалась по полу, в коридоре все еще не было ни души, и вроде бы не доносилось ни звука, если не считать визга девушки. И он ушел, сунув пистолет за спину, под куртку.
А спортивную сумку оставил.
– Им казалось, что безопасность обеспечена. В каком-то смысле так оно и было. Втроем, в закрытом секторе… по идее, только у них в этой части аэропорта было оружие. Это казалось надежнее, чем полицейский пост внизу.
– Непруха.
– Да, непруха… Может быть, коротышка выживет. Но скорее всего останется немым. Сам понимаешь: в горло, сороковым калибром… Там ему все разворотило.
– Непруха.
– Непруха, непруха… Тебе что, больше сказать нечего? Никаких других слов не знаешь? Офигел, что ли, совсем?
– Саррина, ради бога… Конечно офигел, а как же иначе. Я сейчас должен быть на Кубе, в отпуске, валяться на пляже в Сантьяго, жрать креветок и курить «Монтекристо» номер один.
– Еще трахаться целыми днями. Как ее зовут?
– Мариана.
– Ты на ней женишься?
– Да, если получится вывезти ее оттуда.
– По-моему, ты влип, как последний дурак.
– Мы уже это обсуждали, Сарри. Сейчас не время.
Саррина пожал плечами, взглянул в зеркальце заднего вида, пробормотал:
– Пропади ты пропадом, зануда, – потом перебрался во второй ряд, пропустил «мерседес», который уже давно сигналил, включая фары. – Это я не тебе, – добавил он для Матеры, который, впрочем, и не прислушивался, а, опершись о подлокотник, теребя пальцами сигару, торчавшую из кармана джинсовой рубашки, глядел в окно, на поля по дороге из Милана в Болонью, влажные и серые в предчувствии дождя.
Саррина бросил еще один взгляд в зеркальце и снова встроился в третий ряд. Краем глаза заметил Грацию, которая улеглась на заднем сиденье, и вытянул шею, чтобы получше ее рассмотреть.
– Что там делает наша девочка, спит?
– Нет, я не сплю. Думаю.
– О ком? О кубинском мачо?
– Нет, об итальянском киллере. То есть, скорее всего, что итальянском.
Грация села, оперлась двумя руками о передние кресла, сцепила пальцы и положила на них подбородок.
– Мы даже этого не знаем, – сказала она. – Мы вообще ничего не знаем. Что у нас есть на него?
– Куча свидетельских показаний, – ответил Саррина.
– Бесполезных, – добавил Матера.