Нередко сотни таких крошечных, незначительных и сверхвежливых просьб настолько вплотную следовали одна за другой, что мне приходилось самой выбирать самую важную из них. а остальные выполнять в порядке их неотложности. Я не могла рисковать невыполнением какого-нибудь из ее поручений потому, что у мачехи была исключительная память и тогда мне пришлось бы смотреть в ее большие удивленные глаза и выслушивать такие замечания: «Я считала нормальным, что ты сама понимаешь, насколько...» или что-нибудь в этом роде. Я старалась по возможности угадать, что именно моя мачеха считает совершенно нормальным, и иногда мне это даже удавалось.
Однако как бы я ни торопилась, времени у меня все равно не хватало, особенно на школьные дела.
Бывало, например, только прибегу из булочной, а меня уже посылают за уксусом или мне приходится быть такой любезной и забегать к одной из ее приятельниц сообщить о примерке, и я чувствовала себя, как китайские воробьи, которых заставляли все время летать и не давали ни секунды отдохнуть, пока они, измученные усталостью, замертво не падали на землю. Такого намерения у моей мачехи по отношению ко мне, конечно, не было. Совсем наоборот. Она просто хотела пробудить меня к жизни, чтобы, как она постоянно уверяла отца, я не была таким «засушенным в книге цветком, из которого выжаты все соки».
Вот мне и вводили эти когда-то выжатые соки, причем так усердно, что в результате получилось что-то похожее на отравление.
Если случалось, что мачеха бывала недовольна мною, она никогда не говорила этого мне, а только отцу и обычно тихо и по секрету, так что я узнавала об этом всегда задним числом, из папиных слов.
Но однажды я случайно услышала их разговор, сыгравший в моей дальнейшей жизни решающую роль.
ВОСКРЕСЕНЬЕ...
Однажды ночью меня разбудил взволнованный шепот мачехи. «С ней это совершенно невозможно. Она такая скрытная и угрюмая девочка и к тому же очень упрямая. Она просто терпеть меня не может — ив этом все дело».
Даже спросонья я сразу поняла, кто это скрытное и угрюмое существо.
— Гина, ну что ты фантазируешь! Как ты можешь такое говорить. Наоборот, у нее очень верное, любящее сердце. Я же тебе рассказывал, как самоотверженно и трогательно она ухаживала за бабушкой. Не всякий взрослый справился бы с этим, а ведь она почти ребенок. Будь немного снисходительнее и постарайся ее понять. Смерть бабушки потрясла ее. А теперь эта новая совершенно необычная для нее обстановка. Наберись терпения. Дай ей освоиться. Вот увидишь, скоро она станет прежней, и вы прекрасно поладите.