Я уже ждала, что теперь вступит в игру папа, как Марелле, которая только что вернулась из дому и была в курсе события не больше, чем я, перебила Тинку:
— Вот именно. Напиши своему отцу. Разве это дело! Посмотрите, как она бережет мальчишек своей группы. Защищает их, как лев, а теперь Энрико... Ах, как это можно! Бедный Энрико!
Я смотрела на Марелле, как на какое-то библейское чудо, полное вопиющих противоречий. Так, значит, бедный Э н р и к о! Но и Анне и на этот раз даже Лики считали, что воспитательница вела себя оскорбительно. И что она вообще очень злая и ужасно нервная и постоянно сердится и кричит.
— Подумайте, что она делает. У ребят ее группы полный уют — диваны, ковры, новые занавески, радио и тому подобное, а если мы вздумаем попросить лишний кусок мыла — тут сразу начинается — а куда вы деваете мыло? Так и в эту субботу. Я до того разозлилась. Идешь в баню, просишь у нее кусок мыла, а она тебе проповеди читает. Как будто мыло нужно для чего-то еще, кроме мытья!
Тинка метала молнии.
— Что же ты не сказала, что мы в полночь закусываем мылом, а обмылки используем для подхалимства! — перебила Анне.
— Но у нас постоянно забывают мыло в бане или оставляют мокнуть в тазу, — проснулось в Весте ее пристрастие к порядку.
— Опять твои вечные проповеди. Сиймсон и ты — одного поля ягоды, — сердито бросила Тинка.
— Девочки, девочки, ну что вы опять, — вмешалась я. — По-моему, вы сейчас несправедливы к Сиймсон. Ведь сами вы терпеть не можете Мелиту. Всегда говорите, как противно она вертится перед мальчишками и вообще... Уж наверное у Сиймсон была какая-то причина. Почему она подошла именно к этой паре? И к тому же Энрико умеет так разозлить и обидеть человека, что нет ничего удивительного, если... Ну, ударить человека, конечно, нельзя. Но ведь никто и не ударил. Только я должна сказать — нет ничего удивительного, что Сиймсон такая нервная. Помните, как она рассказывала нам, что пережила за войну. Мне до сих пор жутко об этом думать. А ведь такие вещи не забываются. Да и у нас тут далеко не санаторий...
Мне хотелось напомнить им еще и о том, как часто и по каким пустякам мы сами выходим из себя, но я не рискнула. Ужасно трудно спорить одной против девяти.
— У нас тут вообще так танцуют, что тошно смотреть. Особенно некоторые девочки, — в какой-то мере присоединилась ко мне Веста.
— Что ты хочешь этим сказать? — возмутилась Тинка. — Какие это «некоторые девочки»?
— Во-первых, подвинь шкаф на место, а не жди, пока это сделают другие. — Веста не сочла нужным ответить на Тинкин вопрос.