Может, я и не стала бы сразу разворачивать бумагу, но ведь ты же сама потребовала. Я и не знала, что ты такая любопытная. Иначе как это понимать? «уви-и! увии-и!». Конечно же, «увидеть! увидеть!»
Что-что, а жадной меня не назовешь. Я развернула пакет. Там оказалась записная книжечка с белыми листочками, изящно переплетенная самим Урмасом. В нее я буду записывать свои первые песни.
Только бы мне найти к ним слова, такие же красивые, как эта книжка — простой льняной переплет, украшенный скромным золотым рисунком. Как только он сумел сделать такую прелестную вещь? В магазинах таких не найдешь. На первой странице эпиграф:
«...И во лбу звезда горит...»
А у нас с тобой нет ничего такого, чтобы подарить Урмасу. Разве что пустяковый носовой платок с мережкой. Правда, тоже вышитый своими руками. Хорошо, что хотя бы такой подарок у нас есть, а ты протестуешь. Ведь в носовой платок сморкаются! Я, конечно, понимаю — тебе хотелось подарить Урмасу по меньшей мере мотоцикл и ты так громко плакала потому, что не получилось по-твоему.
Но Урмас вежливее тебя. Он положил платок в нагрудный карман так, что он был немножко виден, и в его серых глазах засветилась благодарность.
— Теперь мне надо идти. Иначе не поспею к полуночи...
Я не слышала, что он сказал еще, потому что склонилась над тобой, ведь ты так кричала, открыв маленький беззубый ротик и была такая забавно-некрасивая, что мне было тебя очень жаль. И все-таки я знаю, что он сказал мне. В полночь, когда часы пробьют двенадцать, мы будем думать друг о друге и поздравим друг друга с Новым годом. Вот что он сказал.
Как будто я могла думать о чем-то другом!
Но мне не удалось даже пойти проводить его, потому что надо было перепеленать тебя. Прямо беда с тобой! Надо же тебе было как раз теперь быть мокрой? А если уж так случилось, неужели нельзя было чуть-чуть потерпеть? Только нет, ты ведь еще не научилась искусству терпеливой вежливости. Терпение у тебя крохотное, как и ты сама. Ты успокоилась только после того, как я тебя завернула в сухие пеленки.
Мне показалось, что ты велела хорошенько укрыть тебя, а мне самой подойти к окну, отворить его и выглянуть на улицу. Конечно, только ты, с твоим мудрым личиком, могла знать, что Урмас стоит под фонарем и смотрит вверх, на наше окно и что, увидев меня, он помашет мне рукой, а в руке у него что-то белое.
Так что ты совершенно напрасно сердилась на меня за этот платок.
Ой, сестренка, ты и не знаешь, как счастлива ты была в свою первую новогоднюю ночь! Однажды, когда ты вырастешь, я расскажу тебе об этом. О нашей с тобой новогодней ночи и о том, что тогда случилось или даже не случилось, а просто было. Было, как все хорошее в мире.