– Невежество – страшный грех, – сказала она вслух, имея в виду и саму себя.
– Теперь, надеюсь, вы понимаете наше возмущение, мисс Элайза Холл, – сказал Шавано. – Много лет назад белые люди сказали индейцам чероки: «Уберите свои луки и стрелы, возьмите плуг и мотыгу». И мы научились жить так, как живут белые, ибо мы хотели мира. Теперь же белые люди хотят, чтобы мы переселились в Арканзас, на земли западных чероки, и снова охотились на оленей.
– Какая чушь! – фыркнула Элайза, покосившись на Уилла, наряженного в сюртук, белоснежную рубашку и голубой галстук. – Не могу себе представить, чтобы мистер Гордон крался в мокасинах за оленем, сжимая в руках лук и стрелы!
Клинок, не сдержавшись, рассмеялся. Элайза смутилась, но старый Стюарт тоже захохотал. Скоро все смеялись в голос, включая и саму Элайзу.
Даже Виктория развеселилась:
– Мой муж последний раз держал в руках лук, когда был мальчишкой. Вряд ли он помнит, как из него стрелять.
И все расхохотались еще пуще.
Смех через открытые окна столовой донесся до кухонной пристройки. Фиби, отдиравшая нагар с железного котла, покосилась на высокого стройного негра, стоявшего в дверях.
– Как думаешь, чего это они смеются?
– Кто их знает. – Дье оглянулся на господский дом, потом шагнул в кухню. – Мастер Стюарт любит похохотать. Да и мастер Клинок тоже все время улыбается.
Фиби в глубине души считала, что лучше всех на свете улыбается Дьетерономи Джонс. Вот и сейчас он улыбался, глядя на нее сверху вниз. От улыбки глаза у него стали лучистыми и мягкими, как бархатное платье миссис Виктории. Фиби в жизни не встречала такого умного, красивого, гордого негра, как Дье Джонс. И еще он был самым добрым человеком на свете. Он не петушился, как другие, не задирал носа, не хвастался.
– Вот мастер Уилл, тот никогда не улыбается, – сказала Фиби. – Только редко-редко чуть раздвинет губы, а глаза все равно грустные.
– Он с тобой по-доброму обращается? – спросил Дье, нахмурившись.
Следов побоев на девочке он ни разу не видел, но ведь всякий знает, как господа поступают с хорошенькими рабынями. С Фиби так нельзя, она еще слишком юная. Сквозь тонкое платье угадывалось неокрепшее, полудетское тело.
Зато личико у нее было – красивей не бывает. Глаза большие и яркие, будто река лунной ночью. Щеки круглые, что твои яблоки, а ротик – сплошное загляденье.
Дье давно к ней приглядывался, все ждал, когда же она наконец подрастет. Но девочка принадлежит Уиллу Гордону. Скорее всего ее выдадут замуж за кого-нибудь из здешних негров. На плантации как раз подросли двое, а то и трое парней. Скоро им будет пора жениться. Когда Дье думал об этом, то не мог заснуть по ночам, а внутри у него все переворачивалось, как во время холеры, которой он когда-то переболел.