14.10.2007
- Садитесь, - сказал он. И еще раз, настойчиво: - Садитесь же, - и чтобы она поняла - куда, похлопал ладонью по тканевой обивке приятного такого серо-зеленого цвета.
И она села. То есть сначала поставила на сиденье пятилитровую упаковку "Катсана", потом впихнула себя, а потом утвердила на коленях сумку, в которой легко терялась папка формата А4 и пакет с картошкой, яблоками, куриным филе, половинкой "Бородинского", сыром "Чечил", ну и что там еще по мелочи. Причем даже в ту секунду, когда захлопывала дверцу, краем сознания все еще была уверена, что так и бредет по Ярцевской с сумками в руках, каплет сверху, хлюпает снизу.
Никакой машины тут не могло быть. И не по какому-нибудь хитрому закону Мёрфи, а по элементарной логике: в полутора остановках автобус стоит впритирку с трейлером, слева забор, справа - стройка, боковых выездов и дырявых дворов нет, поэтому шагайте ножками, дамочка, если вам в автобусе не сиделось.
"Ну-у, - подумала она, - есть больница. А оттуда выезд как раз на Ярцевскую. Скажем, молодой хирург. Перспективный. Потому что обычные на таких машинках не ездят. Гинеколог экстра-класса", - добавила она, вспомнив специфику больницы, и посмотрела осторожно. В принципе - соответствовал. Лет тридцать, волосы светло-русые собраны в такой аккуратный, плотный хвост (машинально она отметила, что мужчины с длинными волосами у нее всегда вызывают больше доверия. К стриженому, возможно, и не села бы). Светлые ресницы, чисто выбритая щека, в ухе серебряное колечко, тонкий бежевый свитер с высоким воротом. Правая рука свободна, на безымянном левой - темное кольцо с буковками (она прищурилась), вероятно, молитвой, если, конечно не "Эш назг...". Очень приятный мальчик, и появился так чертовски вовремя - ровно в тот момент, когда среди "мокро сверху, хлюпает снизу - какого хрена? - не хочу ужинать в компании кота - ненавижу эту жизнь - можно я уже повешусь?" - последняя мысль превалировала.
- Вот тут у ларьков, пожалуйста.
- Вы же не в ларьке живете? Какой подъезд? Восьмой? - И аккуратно вписался в просвет на стоянке. - Кстати, совать полтинник мне не надо, но кофе я пью.
- Можно называть тебя Лар, - сказал он, оглядывая вылизанную кухню. - Очень тебе подходит.
"С машинкой у нас хорошо, с античной мифологией хорошо. - Она достала из шкафчика кофе. - А с чем, интересно, плохо?"
Через сто лет она сказала, устраивая голову поудобнее на его плече:
- Знаешь, ты только не уходи тайком. Давай сначала проснусь я и пожарю яичницу с ветчиной, луком и сыром сверху. Кофе сварю в большой джезве. Потом тебя разбужу, и будем завтракать. Если хочешь, даже в постели. У меня такой поднос есть, на ножках. И будем читать за завтраком. Я - глупый детектив, а ты - что хочешь. А потом, если захочешь, уйдешь. А то останься пообедать, я на рынок схожу. Завтра суббота, будет Формула-1. Все мальчики с такими машинами, как у тебя, смотрят Формулу-1. А я тут буду сидеть и спрашивать глупое. Например: "Как там Шумахер?" А ты мне скажешь, что он не ездит уже. А я тебе расскажу про то, что: "Мики Хаккенен - поссор на-ации", - видишь, я все знаю. Только ты мне не говори, кем работаешь, а то ты сейчас скажешь: "Я - менеджер" или "Я - журналист". Или даже наемный убийца, что, конечно, круче, но все равно не говори. Потому что когда ты вчера сказал: "Садитесь!", - я подумала: "О! Бог из машины". Знаешь, как звучала тема моего диплома? "Применение приема "Deus ex machine" в современной литературе".