Чтобы не возвращаться в дом, я отправилась на поиски старосты или кого-нибудь, кто мог бы рассказать мне, что произошло с его барином за несколько часов до моего приезда.
То, что убийство произошло относительно недавно, я уже поняла по виду едва свернувшейся крови и по отсутствию характерного запаха разложения. Значит, убийца вполне мог быть поблизости. Но почему-то возможность встречи с ним пугала меня значительно меньше, чем сама атмосфера пустого дома и близость изуродованных трупов.
Зайдя в первую попавшуюся избу, я обнаружила там только чумазого перепуганного мальчишку, который ничего толком не мог объяснить, кроме того, что «мамка с тятькой в поле», а он и слыхом ничего не слыхивал. После чего он почему-то разревелся, ковыряя в носу и корча жалостные гримасы. И я, отчаявшись добиться от него чего-то большего, покинула его дом.
В результате довольно продолжительных поисков мне удалось отыскать чуть ли не единственную оставшуюся в селе старуху, способную членораздельно ответить на мои вопросы.
— Что ты, милая, все, кто может, с рассвета в поле, — уныло поведала мне она, — я и сама бы туда отправилась, да уж мне это не по силам. Самая пора…
Она была глуховата и говорила, как все глухие, очень громко, поэтому я не стала спрашивать, не слышала ли она криков из барского дома, тем более что отсюда до него было далековато.
Судя по безмятежному выражению ее лица, никто в селе пока не знал о разыгравшейся здесь трагедии, и во время совершения преступления убийца мог не опасаться свидетелей. Все население Синицына от мала до велика находилось в поле с рассвета и до заката, в домах оставались лишь больные дети и немощные старики. А учитывая, что всего у Павла Семеновича насчитывалось едва ли сорок душ, надежды узнать что-то полезное у меня уже не было.
Передо мною стоял выбор: отправиться в поле на поиски бурмистра, либо вернуться в господский дом. Особого смысла идти пешком версту и возвращаться обратно я не видела, а оставаться в грязной вонючей избе у полуглухой старухи мне тем более не хотелось. И мне ничего не оставалось делать, как вернуться в господский дом и там дожидаться полиции.
Поначалу я присела на скамейку у окна, но через некоторое время продрогла, потому что весеннее солнышко ярко светило, но грело еще очень слабо. А оделась я не очень тепло, не собираясь надолго покидать теплой кареты.
Несмотря на всю убогость, дом Синицына имел несколько комнат, довольно чистых и обставленных со вкусом в меру его более чем скромных возможностей.
Я снова зашла в дом и отыскала светлую уютную комнатку, выполняющую, судя по всему, в доме роль хозяйского кабинета и библиотеки. У окна стоял не слишком уместный при таком достатке секретер красного дерева, свидетельствующий о том, что дом знавал и лучшие времена.