Если он был в доме во время моего первого в нем появления, то, скорее всего, прятался в том самом кабинете, из которого я появилась несколько мгновений назад, прекрасно слышал, как я отослала Степана за полицией, и теперь осведомлен о их скором приезде.
Я достала из ридикюля мужнин брегет, которым пользуюсь со дня его смерти, и с удивлением обнаружила, что после отъезда Степана прошло не больше полутора часов. Поэтому приезда полиции нельзя ожидать раньше, чем через пять-шесть часов. Да и то исключительно в том случае, если она выедет из города немедля, чему я, зная это ведомство не по слухам, честно сказать, не верила.
И преступник, безусловно, понимал это не хуже меня. Поэтому мне лишь оставалось надеяться, что за то время, пока меня не было в доме, он успел сделать то, ради чего совершил это злодеяние. И убежать прочь из дома от греха подальше. «А кстати — на что мог польститься в этом небогатом доме неведомый злоумышленник?» — впервые задала я себе вопрос и удивилась, как эта очевидная мысль до сих пор не пришла мне в голову. Хотя Александр всегда считал и говорил мне неоднократно, что прежде всего нужно определить мотивы преступления.
Но я настолько была потрясена увиденным, что на некоторое время потеряла способность рассуждать рационально и воспринимала происходящее только чувствами.
Читателю может показаться, что Катенька иной раз употребляет такие слова и выражения, что не были в ходу в ее время. И я с ним охотно соглашусь. И попрошу отнести эти накладки на неточность, вернее, некорректность моего перевода.
В оригинале несколько последних страниц написаны исключительно по-французски, а я не считаю себя профессиональным переводчиком и не настолько знаком с лексикой и стилем того времени, чтобы не наделать множества ошибок. Прошу учесть это и в дальнейшем и воспринимать некоторые слова и выражения в качестве вольности или, если хотите — некомпетентности переводчика. За что заранее прошу вашего снисхождения.
Если допустить, что убийство было совершено с целью ограбления, то становилось непонятно, почему грабитель оставил без внимания те немногие драгоценные вещицы, которые я успела заметить в кабинете Синицына. Например, тяжелый серебряный канделябр, которого преступник просто не мог не заметить, или ту очаровательную золотую табакерку, которой наверняка пользовалась задолго до рождения Павла Семеновича одна из его бабушек, а то и прабабушек, и за которую любой ювелир заплатил бы ему большие деньги.
«Похоже, ни золото, ни серебро не были его целью, — сделала я вывод. — В таком случае что же ему было нужно? Месть? За что? И для чего в таком случае было тревожить мертвое тело? Нет, скорее всего, преступник убил Павла Семеновича, чтобы получить какой-то принадлежавший покойному предмет, которого тот не хотел отдавать ему при жизни. Что же для милейшего Павла Семеновича могло быть дороже жизни? И что в конечном итоге стало причиной его безвременной кончины? Об этом можно только догадываться».