Она поспешно приказала себе отбросить старые воспоминания и принялась раздеваться перед огнем, стуча зубами отнюдь не от холода. Она отложила длинную ночную рубашку, решив, что будет выглядеть в ней скромницей-недотрогой, и осталась в шелковой дневной сорочке. Наскоро причесав каскад непослушных волос, она, опасливо глядя на дверь, нырнула в постель. Прежде чем натянуть до подбородка одеяло, она задула свечку.
Все кончено! Она решилась на отважный шаг и не собиралась отступать. Теперь дело было за Филипом: ему предстояло положить конец ее страхам и сомнениям. «Я люблю его», – мысленно произнесла она для пробы. Ее внутреннее «я» встретило это признание смехом: сжигавшая ее ненависть не оставляла в душе места для любви. От выпитого вина у нее пылало лицо, однако руки и ноги оставались ледяными; она жалела, что не выпила больше. Она уповала на то, что Филип как мужчина избавит ее от страхов, что он проявит себя нежным и осмотрительным – свойства, которых был лишен тот, другой… В любом случае она не собиралась отступать.
Минула целая вечность, прежде чем до Марисы донесся скрип отворяемой двери. Она увидела Филипа, бесшумно и как будто неуверенно появившегося в спальне. В отблеске камина она заметила, что он облачен в халат.
– Мариса! Ты не спишь? – ласково позвал он, и она почувствовала запах вина. Его голос дрожал, и она, к своему удивлению, поняла, что он взволнован не меньше ее; это открытие придало ей отваги, и она ответила ему неразборчивым бормотанием, которое он был волен толковать по собственному усмотрению. Она видела его нерешительность. Сделав над собой усилие, он быстро подошел к кровати и в самый последний момент сбросил халат.
Она едва успела подметить, какое у него белокожее тело и какие светлые волосы растут на груди; в следующее мгновение он натянул простыню на нее и на себя и обнял ее, прижавшись к ней всем телом. Она почувствовала, как сильно он дрожит. Он уткнулся лицом в ее плечо и замер, ничего не говоря и ничего не предпринимая.
В спальне не было часов, однако дуэт двух ускоренно бьющихся сердец отмерял секунды лучше всяких ходиков. Он продолжал крепко ее обнимать, но этим и ограничивался. Зная, что он не испытывает требуемого возбуждения, она боязливо провела пальчиками по его гладкой спине и пробормотала:
– Филип? Филип, дорогой, все хорошо…
– Разве? – выдохнул он и стал в отчаянии целовать ее, гладя по плечам и по спине. Его пальцы то и дело соскальзывали с обтягивающего ее шелка. Мариса ответила на его поцелуй, но его ласки и после этого остались слишком нерешительными, почти машинальными; их животы и ноги соприкасались, но она не чувствовала, что он был готов овладеть ею.