– Вот видите! Значит, она все-таки умеет разговаривать, и совсем неплохо. Позвольте ей станцевать: она перестала нас бояться. Не правда ли, крошка?
– Я сначала просто испугалась, – ответила она, разыгрывая доверчивость и робко опуская глаза. – К тому же мой жених – ужасный ревнивец!
Внезапно она ощутила на своей груди теплую руку и отпрянула.
– Врунья! – прошептал незнакомец. – Расскажи кому-нибудь другому про своего ревнивого возлюбленного.
Однако все остальные призывали его позволить ей станцевать, поэтому он был вынужден ее выпустить. Она с насмешливой почтительностью поплыла от них в танце, прищелкивая пальцами в такт страстной музыке.
– Ты не боишься, что она от нас ускользнет? – злобно зашептал Педро Ортега на ухо приятелю. – Кажется, ей только того и надо, что удрать к своему чернобровому мужлану. Я слышал, цыганки сами выбирают себе возлюбленных.
– Посмотрим, упущу ли я из рук свою добычу. По-моему, она просто ломает комедию, набивая себе цену.
– Боже, какой цинизм! Я все больше склонен поверить, что тебе вообще не нравятся женщины.
– Я уже отлюбил положенное. При чем тут нравятся – не нравятся? Все они одинаковы: лживые пустоголовые кокетки.
– Смотри, чтобы твоих речей не услышала наша прелестная правительница! Она дала ясно понять, что ты ей по сердцу. Так что будь осмотрительнее, дружище.
Друг Педро Ортеги сложил руки на груди, следя своими стальными глазами за цыганочкой, пробившейся в самую середину танцующих.
– Я рассчитываю на помощь сеньора Годоя при поимке этой златовласой беглянки, если она действительно вздумает скрыться. Разве ты не заметил, что он уже приказал двоим своим стражникам не спускать с нее глаз?
Мануэль Годой что-то нашептывал на ухо королеве. Сладострастная герцогиня Альба, обидевшись на невнимание к себе, повисла на руке дона Педро.
– О чем это вы там шепчетесь, мужчины? Я думала, мы совершили это путешествие для того, чтобы вдоволь повеселиться, смешавшись с простонародьем. Разве у вас в Новой Испании не принято танцевать?
Мариса добралась в танце до Бланки и, не обращая внимания на удивление подруги, стала, задыхаясь, сердито описывать происшедшее, не забывая сохранять на лице застывшую улыбку.
– Ты представить себе не можешь, до чего они надменны, до чего отвратительны! Обо мне они говорили так, словно я бесчувственная деревяшка! А какая наглость! – Она содрогнулась, вспомнив горячую руку у себя на груди. – Но хуже всего то, что это он! Взгляни туда, на эту группу чужаков. Не узнаешь? А его приятеля?
– Просто у тебя разыгралось воображение, – ответила ей шепотом Бланка. Однако подозрения обуяли и ее, и она добавила: – А вообще-то очень может быть! Отсюда, конечно, толком не разглядишь… Послушай: раз ты так напугана, почему бы тебе не укрыться за повозками? Я сама к ним пойду и скажу, что ты меня послала. Я ничего не боюсь, а если они к тому же швыряются золотыми монетами, то это очень кстати.