Впрочем, в этот вечер ей было не до жутких воспоминаний: сейчас ей следовало опасаться только собственных чувств и пугающего, непрошеного томления. Все до одного нервы в ее теле натянулись как струны и звенели от каждого ночного звука, взбудораженные лесными ароматами.
Лагерь, затянутый дымком с запахом жареного мяса и подсыхающих шкур, остался позади. Теперь все прочие запахи перебивал аромат густой травы под ногами, а все звуки – журчание ручья, лягушачье кваканье да уханье приступившей к ночной охоте совы. Лали предупреждала Марису о рыщущих в окрестностях лагеря пумах, но в обществе Трюдо она не боялась хищников: Трюдо был обвешан ножами и пистолетами и нес в руке длинное ружье.
– Вы уверены, что здесь безопасно? – спросила она тем не менее немного погодя. – У вас такой вид, словно вы готовитесь отражать вражеское нападение.
Они вышли из тени деревьев и оказались на высоком берегу ручья. Мариса увидела белозубую улыбку своего спутника.
– Лучше не надеяться на случай. Команчи предпочитают совершать набеги при свете луны. Но вы не бойтесь: со мной вам ничего не угрожает.
– Команчи? Дикие индейцы? – Она слышала о дикарях от дяди, и сейчас у нее душа ушла в пятки. Однако смех Трюдо звучал ободряюще.
– Дикие? В общем-то они достаточно дики и опасны, но не для нас. Я долго торговал с ними, а капитан вообще прожил у них два года. Когда мы окажемся в Новой Испании, опасаться придется не их.
Внезапно он повернулся к ней, нарушив волшебное очарование лунной ночи:
– Разве вы не знаете, что все мы кое-что ищем? В сравнении с человеческими стремлениями страх – ничто. Не все вернутся живыми, чтобы потратить заработанное. Этот край назначает свою цену.
– Зачем тогда?..
– Зачем? А зачем здесь вы? Вы рискуете точно так же, как и мы, а то и больше: ведь вы женщина. К чему стремитесь вы – к свободе или к новой неволе?
Он схватил ее за руку, и она опасливо вырвалась.
– Какая разница? Я здесь, и это главное. Я тоже хочу найти ответы… Вы мужчина, вам это покажется бессмыслицей.
– Раньше и у меня была женщина. Она тоже искала ответы на бог знает какие вопросы, которые распирали ее жалкий умишко, и на какое-то время нашла их – в объятиях другого мужчины. Я убил обоих. Прежде чем навсегда умолкнуть, она успела сказать мне, что во всем виновато одиночество. Она, мол, совершила ошибку, ей следовало вернуться ко мне. Неужели она вообразила, что я совершенно лишен гордости, как она сама? Она заслужила смерть. Но вы, как женщина, ответьте мне: почему я никак не могу от нее избавиться? Ко мне все время является ее хохочущий призрак: я вижу ее такой, какой она была сразу после нашей свадьбы, еще до того, как умер наш ребенок, а я, охотясь, уходил все дальше; но ведь иначе я не смог бы посулить ей ничего, кроме хижины на болоте! Женщины! Знают ли они сами, чего хотят? Неужели так и не найдут ответов на свои вопросы?