– Понятно, – сухо перебил он ее. – Ты собиралась продать свою девственность по сходной цене. Возможно, на тебе собирались заработать твои цыганские дружки. Жаль, что появился я и все испортил! С другой стороны, ты бы не бежала как угорелая куда глаза глядят, если бы не надеялась, что за тобой бросится твой ухажер. – Его тон стал еще резче: – Все женщины в душе – шлюхи, и ты, хоть и выглядишь невинной, как дитя, вряд ли отличаешься от них. Жалко, что ты умудрилась остричь волосы. Помнится, они были красивы.
– Мне все равно, что вы обо мне думаете. Шлюхой я бы никогда не стала. Лучше умереть!
– Избавь меня от театральных речей! – прикрикнул он. – Ничего, отъешься, отрастишь волосы и опять станешь сносной на вид. Тогда твоя цена поднимется. Нравится тебе или нет, ты сама отдала себя мне в руки, и, хотя мне это совсем не по душе, нам никуда не деться друг от друга, пока мы не достигнем Франции. Ты можешь стать причиной заварухи, если команда прознает, что на борту есть женщина. Мне бы очень не хотелось отдавать тебя на поругание матросне. Поэтому, – он встал и потянулся, – если ты не враг сама себе, то лучше держи рот на замке и делай, что говорят. Может, и научишься кое-чему, что впоследствии тебя выручит, если не найдешь тетушку, любительницу увеселений!
Кажется, ей поверили; однако отпор, который она ему дала, не лучшим образом подействовал на него, вызвав поток оскорблений.
Выйдя из каюты, он запер за собой дверь. Мариса оказалась в ловушке. Она не знала, что произошло между Дональдом и капитаном, но когда шотландец принес ей еду и сухую одежду, он выглядел смущенным и даже избегал с ней заговаривать, ограничившись предупреждением, чтобы она не перечила капитану, пребывающему в дурном расположении духа. Качая головой, добряк шептал себе под нос:
– Бедное, бедное дитя!..
Она едва не сошла с ума от его причитаний и была почти рада, когда он удалился, оставив ее наедине со своими мыслями.
Плавание длилось еще пять дней. Погода была превосходной, но Марисе не разрешалось покидать каюту. Она была не просто пленницей, а беспомощной добычей пирата, обращавшегося с ней как с военным трофеем.
Когда она отказывалась раздеваться перед ним, он отбирал у нее одежду и оставлял голышом. Когда она пыталась царапаться, он привязывал ее руки к спинке койки. Один раз она попыталась ударить его по голове тяжелым двойным подсвечником со стола, но он легко вырвал у нее это оружие, бросил ее, всю в слезах, себе на колени и нещадно отхлестал по голым ягодицам, лишив остатков достоинства и гордости и принудив молить о пощаде.