– Он всегда часть года находится на гастролях, ты знаешь?
– Да, мне это известно.
Обе замолчали, откинувшись на спинки кресел, погруженные каждая в свои мысли.
Внезапно свет на арене начал слабеть, заиграл оркестр, и сцена засияла в лучах сотен направленных на нее прожекторов. Разноцветные огни создавали неповторимые световые эффекты.
Прошло десять томительных минут, и Джонни вышел на сцену.
Рози показалось, что сама арена стадиона покачнулась и сдвинулась с места, когда тысячи людей поднялись, приветственно махая руками, топая ногами, снова и. снова выкрикивая его имя. Это было какое-то исступление.
Ничего подобного Рози раньше не видела. Невольная дрожь пробежала по ее телу. Она сидела, сцепив пальцы рук, чувствуя странное беспокойство. Для нее в этом шуме ревущей толпы, в ее слепом поклонении было что-то пугающее. Что если вдруг по какой-то причине все они обратятся против него? Они же разорвут его на части. Она опять вздрогнула и плотнее вжалась в кресло.
Заметив это, Нелл обеспокоенно спросила:
– Что с тобой, Рози? В чем дело?
– Эти люди... как они ведут себя. Они ведь нас сметут, затопчут насмерть, сделай мы какое-то случайное неверное движение.
– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Поэтому-то мы и сидим здесь, впереди, как раз рядом с выходом, ведущим за сцену, так что можешь не волноваться. Кроме того, с нами Батч, который в случае чего о нас позаботится. Минут за пятнадцать до окончания шоу он нас выведет через ту дверь. Мы захватим конец концерта из-за кулис.
Рози кивнула, глядя прямо перед собой.
Джонни находился сейчас в центре сцены.
Он подошел ближе к краю, приветственно махая рукой и кивая толпе. Потом посмотрел в их направлении, послал ей воздушный поцелуй, повернулся и прошел на середину сцены.
Там он остался на какое-то время спиной к залу.
Зрители наконец сели на свои места.
Шум постепенно стих.
Оркестр перестал играть.
Кенни Кроссленд заиграл первые такты «Мое сердце принадлежит тебе».
С опущенной головой Джонни повернулся лицом к залу, потом медленно поднял голову и запел.
Рози сидела, не сводя с него глаз, загипнотизированная, как и все остальные.
Его тонкая хрупкая фигура в центре огромной сцены казалась странно беззащитной и невероятно трогательной. Его красота, подчеркнутая гримом, сейчас особенно бросалась в глаза. Она поняла, каким неотразимым обаянием он обладал на сцене, в своем простом черном костюме и белой рубашке. От него исходил какой-то невероятный магнетизм; его голос звучал превосходно. Он полностью завладел слушателями, что называется, держал их у себя на ладони. Они обожали его.