– О, Клейтон, какая прелесть! – Она провела пальцем по округлой спине и приподнятому хвосту кита и вдруг вспомнила страшную картину бойни, учиненной на пароходе. – Почему вы решили подарить кита?
Клейтон смотрел в землю.
– Вы, конечно, помните тот день, когда все стреляли дельфинов? И я, наверно, никогда не забуду.
– А тогда вас это нисколько не взволновало. Клейтон пожал плечами.
– Нисколько. Пока я не увидел, как тошнит Пойзера, убившего кита. И как юноша упал на палубу, точно подстрелили его самого.
– Вальдо было очень стыдно.
– А вот чего вы не знаете, так это того, как было стыдно мне. Мне и сейчас стыдно. А все кричали парню «Молодец!», «Орел!» – Клейтон посмотрел Аурелии в глаза и с трудом произнес: – Это я его тогда подзадоривал.
– Зачем?
– Не знаю. Наверное, меня раздражала слабохарактерность Вальдо. Он напомнил моего отца, горького пьяницу, жалкое существо. Можете себе представить, каково семилетнему мальчику, когда соседи не позволяют своим детям с ним играть и гонят его, обзывая поганцем? И все потому, что отец мальчика – неудачник.
– Ужасно, – прошептала Аурелия.
– Так вот, я не хочу, чтобы мой сын когда-нибудь испытал нечто подобное. Мне самому ничего не нужно, но я отдам все, что у меня есть, лишь бы сыну не пришлось страдать из-за моих поступков.
Аурелии все стало ясно, у нее заныло сердце. Если отцу не удастся вернуть себе доброе имя, пострадает Эли. А чтобы оправдаться, Клейтону надо разоблачить Виолетту.
Стояла середина мая. Весна уверенно вступала в свои права, уже появились первые крошечные бабочки, весело порхающие над цветущими лугами.
Огромные массы снега и голубого льда освобождались от зимних оков и с грохотом катились вниз по склонам гор. Лед вдоль берега стал ноздреватым и рыхлым. В лагере бесконечно спорили о том, когда начнется ледоход. Но лед на озере все еще был в фут толщиной.
Второй любимой темой разговоров были лодки: кто какую строит, кто сколько сделал, у кого лес уже распилен на доски, кто уже очищает бревна от коры, кто все еще валит деревья. Пилы жужжали с половины третьего утра, когда вставало солнце, и до его заката. Лес с каждым днем отступал от берега. Шаланды, плоты, плоскодонки и лодки самых замысловатых конструкций постепенно обретали форму.
Все в лагере были чрезвычайно взвинчены. Часто вспыхивали ссоры. Партнеры скандалили по поводу того, кто больше сделал, чья работа тяжелее, чья лучше. Каждый день по крайней мере одно партнерство кончалось дракой, чаще всего из-за распилки, которая теперь многим казалась тяжелее перехода через перевал.