«Нет сомнений, что слава знаменитого сыщика и ловца криминала инспектора Квина закатилась, — пророчествовалось в другой. — Он подорвал народное доверие на одном из самых важных дел своей карьеры».
Третья газета язвительно проходилась по адресу Главного полицейского управления, «которое из года в год доказывало свою некомпетентность в порученном ему деле и способствовало падению морали нашего города, но теперь доказало это согражданам как нельзя более ясно».
Единственной газетой Нью-Йорка, которая не торжествовала и не угрожала, была, как ни странно, та, в которой нес свою репортерскую службу Пит Харпер.
Но не потребовалось ни инсинуаций, ни обвинений ядовитой городской прессы, чтобы вывести из привычной летаргии официальных представителей государства. Политические и социальные сферы были потрясены до самых основ; на чувствительном сейсмографе полицейского управления толчки этого землетрясения отразились сразу же. Значимые публичные фигуры со всех сторон забрасывали мэра телеграфными, телефонными и персональными требованиями справедливости и возмездия. Уолл-стрит, встревоженная неизбежными падениями котировок и нарастающей паникой, требовала финансовой стабильности. Федеральное правительство продемонстрировало необычайную заинтересованность в этом уголовном деле. Сенатор, в чьем штате Абигейл Дорн владела немалой собственностью, произнес в конгрессе пламенную речь.
* * *
Нью-йоркский Сити-Холл стал центром всяческих дебатов и акций.
Центральная улица гудела, как гигантский пчелиный рой. Инспектор Квин стал неуловим; сержант Вели напрямую отказал репортерам в интервью. Слухи, подпитывающие атмосферу тайн и неуверенности, сгустились над городом и непрерывно циркулировали в его атмосфере. Из уст в уста передавалось, что некий неназванный и находящийся под могущественным протекторатом финансист собственноручно задушил миссис Дорн в отместку за проигранную финансовую схватку. Явная абсурдность слухов не только не мешала их распространению, но и подстегивала нагнетание новых подробностей.
Поздним вечером во вторник у мэра в кулуарах собралась торжественная и молчаливая группа официальных лиц. Сидя за круглым конференц-столом в густом табачном дыму, собственно мэр, комиссар полиции, окружной прокурор Сэмпсон с помощниками, глава района Манхэттен и полдюжины секретарей обсуждали состояние дел. Инспектор Квин отсутствовал.
Лица находившихся в комнате были мрачны. Они обсудили случай под этим и тем углом, в то время как бешено галдящая орда репортеров осаждала двери мэрии в ожидании интервью или кратко брошенной реплики. Мэр держал в руках толстую пачку отчетов, все как один подписанные инспектором Квином, который дал точную оценку каждому факту, детали и разговору, собранным к настоящему часу. Все подозреваемые персоналии были обсуждены и расставлены в порядке возрастания важности; председатель округа Манхэттен выразил особое удовлетворение тем фактом, что обозначена причастность к убийству «ирландской руки» в лице Большого Майка — Кадахи; было высказано предположение, что таинственный заказчик убийства только использовал Майка и его подручных. И отсутствие в городе доктора Дженни, и безуспешные поиски Свенсона также стали предметом горячих и бесполезных дебатов.