Репортеры толпились в просторном здании полицейского управления до ночи. «Скажите, капитан, это правда, что Дженни обвинен в убийстве старой леди?» Казалось, никто в управлении ничего не знает и не желает отвечать на вопросы.
Полицейский комиссар и мэр, посвященные инспектором во вторник в разработанный им план, также отказывались выйти к прессе. При остром дефиците официальной информации большинство изданий пересказывали статью Питера Харпера. В кабинетах самого харперовского издания ответственные лица недоуменно пожимали плечами на вопросы об источнике информации.
В 9.00 поступил долгожданный телефонный звонок от доктора Дженни. Хирург потребовал, чтобы его соединили с инспектором, — но вместо него был соединен с кабинетом лейтенанта. Его информировали, что инспектор находится на конференции и его нельзя беспокоить.
Дженни разразился потоком ругательств. Его все утро, кричал он, осаждают репортеры с требованиями интервью.
— Скажите мне одну вещь, — прорычал Дженни в трубку. — Эта газетная статья правдива?
Лейтенант полиции выразил всевозможные сожаления о происшедшем, но искренне признался, что ничего не знает. Дженни вслух поклялся, что переедет в свой кабинет в госпитале и никого не станет принимать; он был так зол, что голос его дрожал от гнева. В ухе лейтенанта будто выстрел раздался — с такой силой Дженни бросил трубку.
Разговор был немедленно передан инспектору, который мрачно улыбнулся и издал приказ, согласно которому сержант Вели должен был пресекать всякие попытки репортеров прорваться в Голландский мемориальный госпиталь.
Он позвонил окружному прокурору.
— Никаких известий по Свенсону?
— Никакого даже следа его. Впрочем, пока еще рано. Как только он позвонит — я сразу дам вам знать. Мы проследим его путь.
— Мы тоже принимаем меры. — Последовала пауза, после которой инспектор заговорил более язвительно: — Генри, вы подумали над моими рекомендациями насчет мистера Морхауса?
Сэмпсон кашлянул.
— Послушайте, Квин, я пойду навстречу вам во всем, что касается работы, и вам это известно. Но опасаюсь, что с Морхаусом все придется оставить как есть.
— Так вы изменили свое мнение, Генри? — съязвил старик.
— Я всеми помыслами с вами, Квин, — отвечал Сэмпсон. — Но после того, как я чуть остыл, обдумал ситуацию со всех сторон...
— И что же произошло тогда?
— Квин, его действия совершенно в рамках закона! Ведь приложение к завещанию Абби не касалось имущественных вопросов — это частная жизнь. Что касается частных бумаг, Морхаус не обязан был ждать времени вступления завещания в силу и уничтожил, как следовало по его служебным обязательствам, опасные, с точки зрения завещательницы, документы. Это совершенно другое. Вы не сможете назвать причину, по которой документы подлежали сохранению против воли покойной, так?