– И как же тебе удалось со всем этим справиться? – спросила Дебора, испытывая сострадание к несчастному ребенку, которым он был когда-то.
– Я сказал себе, что надо идти вперед. Мне не оставалось более ничего, кроме как двигаться дальше. Она положила руку ему на грудь.
– Тебе снятся похороны?
Тони отрицательно покачал головой.
– Не знаю. Хуже всего то, что раз я не помню, что мне снилось, люди начинают думать, что я похож на него.
Она поняла, что он хотел сказать, но не решился облечь это в слова… значит, и его преследовали знакомые ей страхи.
Уголки губ у него опустились. Тони был чем-то расстроен. Она скользнула под одеяло, легла рядом и положила руку ему на грудь. Несколько долгих мгновений она ждала.
– Отец был слабым человеком.
– Почему? – спросила Дебора. Тони пожал плечами.
– Он играл. Спустил все. Мой дед играл тоже, так что к моменту моего совершеннолетия у нас не осталось ничего, кроме толпы жадных и голодных родственников.
– Которым нужна была крыша над головой?
Он кивнул.
Дебора задумчиво провела пальцем по его ключице.
– Знаешь, мы с тобой очень похожи.
– В чем же? – поинтересовался он.
– Нам обоим пришлось пожертвовать частью души ради своей семьи. Теперь я знаю, почему ты понял, что я чувствую.
Он легким движением коснулся ее волос.
– Да.
– Итак, у твоего отца были долги, и он решил, что самый легкий способ расплатиться с ними – свести счеты с жизнью?
Тони обнял ее и крепко прижал к себе.
– Дело не только в этом. Он был психически неуравновешенным человеком, – признался он, и голос его едва слышно прозвучал в комнате, еще погруженной в полумрак. – Иногда у него случались припадки. Он боялся, что моя мать отправит его в сумасшедший дом.
Он говорил о самом сокровенном, о том, что являлось ему в ночных кошмарах, и Дебора почувствовала его напряжение.
– И ты боишься, что его сумасшествие передалось тебе?
Тони так крепко прижал ее к себе, что ей стало больно.
Он коснулся губами ее щеки.
– Да. Мой дед тоже страдал психическим расстройством. – Он помолчал несколько мгновений. – Последние годы своей жизни он провел в сумасшедшем доме.
Потрясенная, она села на кровати.
– А ты когда-нибудь вел себя так, как отец?
Глаза Тони ярко вспыхнули в темноте.
– Я бы ни за что не позволил себе этого.
– Но если безумие у тебя в крови, ты можешь с ним не справиться.
– Нет, я буду бороться до конца, – поклялся он. – Первые признаки помешательства у них обоих проявились где-то между двадцатью и тридцатью годами. А я, хотя мне уже перевалило за тридцать, пребываю в здравом уме и твердой памяти. – Он слабо улыбнулся. – Надеюсь, во всяком случае. – Улыбка его стала горькой. – Но, быть может, в слухах и сплетнях есть доля истины, и я вовсе не сын своего отца. Когда у матери куча любовников, люди вправе усомниться в этом.