— Если Пэт уйдет, я здесь не останусь, — наконец произнесла она, крутя на пальце свое изумрудное кольцо. — Найду работу в адвокатской конторе или еще где-нибудь. А если нет, уйду на пенсию — мне ведь через год будет шестьдесят...
Тоже новость. Сколько я помню Марлин, ей всегда был сорок один год.
— Я тоже подумывал о пенсии, — сказал я. — К концу года я отмечу «сотню» — конечно, если старина Страннинг не упрется...
— Что? Квазимодо покинет свою Колокольную башню?
— Да, мелькала такая мысль. — За последние несколько недель, по правде говоря, не просто мелькала. — Сегодня мой день рождения. Шестьдесят пять, поверите ли?
Она немного печально улыбнулась. Милая Марлин.
— И куда подевались все эти дни рождения?
В отсутствие Пэта собрание школы сегодня утром проводил Боб Страннинг. По мне, лучше было бы этого не делать, но Боб решил, что при таком количестве отсутствующих или недоступных преподавателей он сам приведет наш корабль в тихие воды. Весьма ошибочное решение, подумал я. Но ведь с некоторыми не поспоришь.
Мы все, конечно, знаем, что Боб не имеет отношения к отстранению Пэта. Этого никто ему в вину не ставит, но мальчикам не нравится, с какой легкостью он проскользнул на место Слоуна. Кабинет Пэта, открытый для всех, кому он нужен, теперь заперт. На двери установлено сигнальное устройство вроде того, что у Дивайна. Этот административный центр по-прежнему бескровно и действенно занимается наказаниями, но та человечность и теплота, которые делали Слоуна своим, явно отсутствуют у Страннинга.
Мальчики это чувствуют и негодуют; они изощряются, как могут, чтобы публично подвести его под монастырь. Наш Боб, в отличие от Пэта, не человек действия. Пачка шутих, брошенная под эстраду во время собрания, показала это лучше некуда, и в результате средняя школа молча просидела в зале почти все утро, пока Боб ждал, что кто-нибудь сознается.
Пэту Слоуну виновный признался бы через пять минут, потому что большинству мальчишек хотелось ему угодить. Боб Страннинг со своей чопорностью и тактикой карикатурного нациста стал для них законной жертвой.
— Сэр, когда мистер Слоун вернется?
— Я сказал молчать, Сатклифф, или вы отправитесь к кабинету директора.
— Зачем, сэр? Он что, знает?
Боб Страннинг, который не вел занятий более десяти лет, не умеет противостоять такой лобовой атаке. Он не понимает, что ледяной тон выдает его беззащитность, что окрики лишь подливают масла в огонь. Возможно, он прекрасный руководитель, но пастырь из него чудовищный.
— Сатклифф, вы остаетесь после уроков.
— Слушаюсь, сэр.