Мы работали дружно. И скоро сделалось видно, как красиво расширялся посередине и плавно сужался к корме и носу мой новый корабль. У него будут высокие борта, чтобы без опаски выходить в открытое море. И стройная мачта, для которой на киле был заранее приготовлен тяжёлый деревянный упор. И дракон на носу. В него перейдёт душа жертвенного животного, которое будет заколото в день спуска на воду корабля. Мы будем надевать дракона на штевень, выходя в открытое море. А когда острова Хьялтланда поднимут над горизонтом свои зелёные спины – спрячем под палубу. Ибо негоже пугать добрых духов страны, где собираешься гостить.
Хёгни ярл пристально наблюдал за тем, как строился мой корабль. Он был старше нас всех и немало повидал славных судов. Но и он не находил, к чему бы придраться.
Однажды поздно вечером, когда кончали работу, мой воспитатель похвалил Кари и сказал в шутку:
– Берегись, не начали бы тебя звать за твоё умение вместо Поединщика – Строгалой.
Все слышавшие засмеялись, а Кари ответил так:
– Всяко может случиться, но пока ещё находятся люди, которые не отваживаются схватиться со мной.
Не я один при этих словах оглянулся на Торгрима… Торгрим что-то доделывал возле кормы, и сперва я решил, будто он то ли не расслышал, то ли не понял, что речь шла о нём. Но потом он отряхнул с себя стружки и не торопясь пошёл к нам вдоль корабля.
– Ярл, – сказал он, подойдя. – Вели своему человеку исправить шпангоуты, как я покажу. Иначе этот корабль не будет так быстроходен, как всем бы хотелось.
Тут уж наш Кари вспылил по-настоящему:
– Много понимает в кораблях пришедший пешком!
Он сжал кулаки, и, по-моему, даже усы у него встали дыбом, как проволочные. Иному противнику хватило бы одного его вида, чтобы убежать без оглядки. Должно быть, он и впрямь неплохо притворялся берсерком, путешествуя по Вику…
Торгрим спокойно повернулся к нему спиной и пошёл из сарая.
Безоружный Кари в бешенстве подхватил с полу дубовый обрубок и кинулся было следом, но Хёгни ярл остановил его:
– Нечего ссориться. Завтра я сам посмотрю, в чём там дело.
Но я-то видел, что мой воспитатель был сильно озабочен и полез бы смотреть прямо теперь, будь в сарае хоть немного светлей.
А когда мы кончили умываться и пришли в дом есть, там сидела на лавке моя Асгерд. Я подошёл, собираясь сесть подле неё, и увидел у неё на коленях рубашку Торгрима. Асгерд пришивала заплату на разорванный рукав. Я сказал:
– Ты чинишь Торгриму рубашку?
Она подняла голову и спокойно спросила:
– А что?
– Ничего, – сказал я и подумал, ведь вправду нету дурного, если кто-то зашивает чью-то рубашку. Но садиться рядом с ней мне уже не хотелось. И ещё мне почему-то вдруг показалось, будто она стала много старше и взрослее меня… хотя мы родились в один год, и все это знали.