– И ты еще пытался прогнать меня…
Палатка была сложена и поместилась в старый армейский мешок времен Первой империалистической войны, со всем остальным имуществом Дэвида.
Эмми с облегчением вздохнула, когда он взгромоздил рюкзак на свои узкие плечи.
– Мне кажется, ты умеешь работать не только языком, – думая о чем-то своем, заговорил Шредер, и вышел на грунтовую дорогу. – Да, Эмми, в куске хлеба ты никогда не будешь нуждаться! Это ж так ловко упаковать мой вещмешок! – Дэвид восхищенно щелкнул языком.
Эмми, польщенная похвалой, весело защебетала:
– Ну, если о хлебе речь, – в данный момент я бы от него не отказалась! Если мы собираемся раздобыть себе еду, я могу кое-что предложить, – и она хитро подмигнула. – Я ведь могу заложить щетку для волос, которую украла у Гроули. И мы могли бы поставить потом эти деньги на лошадь.
– В принципе ты могла бы ее заложить, – немного подумав, ответил Дэвид, – если бы нам удалось найти ломбард в центре Чешира. А я сделаю несколько набросков лошадей, и, может быть, продам их, а вечером я буду рисовать портреты в пабе. Хорошее дело – быть художником в этих счастливых краях!
Они обсуждали все это, шагая по прекрасным цветущим полям, Дэвид, с оттягивающим плечи вещмешком, а Эмми, помахивая своим розовым чемоданчиком.
– Я внимательно тебя рассмотрела сегодня утром, – заговорила девушка, время от времени забегая вперед. – Так вот, на твоих костях ничего нет, кроме кожи. Тебе нужен кто-то, кто бы следил за твоим питанием.
– Я питаюсь нормально, когда есть чем питаться, – беззлобно пробурчал Дэвид. – И не надо обо мне заботиться. Я могу сам о себе позаботиться.
Увидев, что Эмми сразу как-то вся поникла, Дэвид вдруг предложил ей:
– Лучше давай споем!
– Я не знаю никаких светских гимнов, – Эмми очень оживилась. – Знаю песню «Хватит, миссис Мурт» Идет?
– Нет, под нее плохо маршировать. Давай лучше «Я – бродяга»!
– О'кей! Начинай!
Дэвид запел во все горло:
– «Я люблю своего хозяина, он мой лучший друг!
Вот почему я стою в очереди за куском хлеба,
Среди других, таких же безработных, как и я.
Аллилуйя! Я – бродяга!
Аллилуйя, аминь!
Аллилуйя! Возложи на нас свои руки!
Оживи нас вновь…»
Эмми присоединилась к припеву и научила Дэвида тем словам, которых он не знал. Их пение далеко разносилось по окрестности.
За поворотом дороги показались черно-белые домики и пруд.
Возле одного дома Эмми увидела скамейку. Уставшая, она присела на нее. Когда она оглянулась, то увидела стоящую на пороге молодую хозяйку.
Стараясь задобрить хозяйку и понравиться ей, Эмми поспешно заговорила ласковым голосом: