– В чем? Что я – личность?
– Не просто личность, а сильная личность, – внушительно поправила она. – Но не об этом речь. Стоит ли мне приближаться к вам? Вот вопрос, пока остающийся без ответа.
Джон так смутился, что не нашел что ответить. Сумерки сгустились, была уже настоящая темнота. Приходилось напрягать зрение, чтобы рассмотреть лицо спутницы. Но она отвернулась, делая вид, что разглядывает розы, усеявшие куст, и Джон видел только такой же бутон в ее волосах и белое пятно ее лица и шеи. В эту минуту, смеясь, подошел лорд Генри и, обращаясь к жене, рассказал совсем анедоктичную ситуацию, связанную с его лондонской компанией. Обернувшись, Джон заметил, что приближается Анри под руку с мисс Уиллис и Габриэль, а перед ними на одной ноге, что-то выкрикивая, скачет Ричард, и понял, что в какой-то момент они отделились от общества. Этого не могли не заметить, и ситуация сложилась явно двусмысленная. «Так можно далеко зайти, – сказал он себе. – Ничего хорошего из этого не выйдет». И уже сейчас знал, что все предостережения разума – пустое. Он любит эту женщину, и в этом – истина.
– Мне нравятся эти розы, Энтони, – сказала Адель, обращаясь к мужу. – У них сильный, пьянящий аромат. Как они не похожи на твои сортовые цветы!
Граф, улыбаясь, предложил ей руку, и все, негромко беседуя, пошли по направлению к замку. Адель ласково отвечала на все расспросы мужа, но, поглядывая на залитую огнями террасу думала совсем о другом.
Уже утром за завтраком, щурясь от солнца, она сказала:
– Воистину приятно находиться среди любящих людей! Сегодня я проснулась и увидела, что спальня убрана цветами. Розы были повсюду, те розы… с колючего кустарника. Благодарю тебя, Энтони, милый.
Лорд Генри хлопнул себя по лбу.
– Ах я болван! – воскликнул он. – Мне следовало догадаться! Прости, но я не делал распоряжений.
Ни на кого не глядя, Анри осушил свой бокал и тут же наполнил снова.
Джон размышлял над тем, что произошло. Можно ли теперь что-либо поправить? Не раз он ругал себя за минуты слабости, допущенной даже не тогда, в парке, в первый вечер с Аделью, а раньше, гораздо раньше. На что он рассчитывал, проводя ночи перед ее портретом, мечтая о ней до утра? На то, что никогда не увидит ее? Что эта женщина так и останется фантомом, капризом художника? Но вот она здесь, хозяйка замка, что ему остается теперь? Как ни старался он избежать Адели, ему приходилось каждый день видеться с ней, и это причиняло ему боль. Красота Адели была соблазнительна, порочна, и сама она – высокомерная, капризная – оказалась для него сетью. Что он мог противопоставить ей? Вот такие женщины толкают на преступления, подумал Джон, и губы его искривила горькая усмешка.