Говорят, он придумал блестящую мошенническую комбинацию, которая за два года сделает его богачом. Но он не успеет осуществить свой план, даже если будет обворовывать Компанию днем и ночью. Двадцать два директора уже пытались разбогатеть, и каждый придумывал свою систему, как для рулетки. Все это было отлично известно акционерам, наблюдавшим за директором уже с самого верха, с улицы Монсе в Париже, и они только посмеивались. Детские игры! Акционеры, эти бандиты из бандитов, прекрасно знали, что их директор – сифилитик и тропики его перевозбуждают, отчего он и жрет столько хинина с висмутом, что лопаются барабанные перепонки, и столько мышьяка, что распадаются десны.
В главной бухгалтерии Компании дни директора были сочтены, как дни поросенка на откорме.
Мои юные коллеги не обменивались между собой мыслями. Заменой последним служили устоявшиеся, зачерствевшие формулы, своего рода идеи-сухари. «Не скисать! – долдонили мальчишки. – Мы свое возьмем! Генеральный агент – рогат. Негров надо, как табак, резать» и так далее.
Вечером после дневных трудов мы встречались за аперитивом с мсье Тандерно, младшим административным агентом, уроженцем Ла-Рошсли. Тандерно общался с коммерсантами лишь оттого, что ему нечем было платить за выпивку. А что ему оставалось делать? Он впал в ничтожество. Денег у него не водилось. В колониальной иерархии он занимал наивозможно последнее место. Обязанности его состояли в прокладке дорог в лесах. Туземцы, понятное дело, работали там под дубинками полицейских. Но поскольку ни один белый не ездил по новым дорогам, проложенным Тандерно, а черные предпочитали им лесные тропы, чтобы их было трудней обнаружить и заставить платить налоги, и поскольку административные дороги Тандерно, в сущности, никуда не вели, они очень быстро, меньше чем за месяц, начисто зарастали снова.
– В прошлом году я потерял сто двадцать два километра, – охотно сетовал этот фантастический пионер. – Хотите – верьте, хотите – нет.
За время пребывания в Фор-Гоно я наблюдал у Тандерно лишь одно скромное проявление тщеславия, единственный случай хвастовства. По его словам, только он из европейцев в Брагамансе ухитрялся схватить насморк при сорока четырех выше нуля в тени. Это оригинальное свойство во многом утешало его.
– Опять у меня из носу потекло, как у индюка! – гордо сообщал он за аперитивом. – Такое бывает только со мной.
– Ну и тип же этот Тандерно! – восклицали в ответ члены нашей немногочисленной банды.
Все-таки и от подобного удовлетворения была польза. Для тщеславия лучше уж что-то, чем вовсе ничего.