– Мишель, нам нужно поговорить,– сказал Жак.
Щеки у него были все красные. И еще он был не в себе, кажется. И я понял, что он выпил чего-то крепкого. И не очень соображает, что делает. Совсем как я, когда в челноке летел.
– Жак, нам не о чем разговаривать,– так Мишель ему ответила и снова стала на дерево смотреть. А на нем листья уже совсем красными стали.
– Ты меня все время избегаешь. Из-за твоей выходки надо мной все смеются. Из-за тебя я не могу найти себе пару!
А Мишель только плечами пожала:
– Ничем не могу помочь. У меня теперь другая пара. Если ты не заметил, то вот она.
– Плевать я хотел на этого недоумка. Ты что, не видишь – у него не все дома? Нам надо поговорить.
И он схватил Мишель за руку. И ей стало больно. Я почувствовал. И дерево тоже. Оно желтеть начало.
– Ты забываешься, Жак. Не путай меня с местными девками. И напоминаю тебе: я не одна. Не думаю, что моему кавалеру понравится твое поведение.
– Плевать! Я имею право…
– Ты ни на что не имеешь права, Жак. Ты зарываешься. Все это была глупая игра, к тому же ты перешел границы. Я не обязана быть с тобой в угоду идиотским правилам этого летающего притона. Я тебе не девушка из твоих салонов. Я – баронесса Радецки фон Роденштайн. Помни об этом, господин денежный мешок.
И она посмотрела на меня. А я ей улыбнулся. А Жак схватил Мишель и начал ее целовать. И делать ей больно. А она вырывалась. И тогда меня будто толкнуло что-то. Я подошел к нему и сказал:
– Мистер, ей больно.
А он повернулся и сказал мне:
– Убирайся к дьяволу, идиот!
И толкнул меня. Сильно. Так, что я чуть не упал. А позади нас стояли люди и на нас глазели. И перешептывались. И тогда во мне опять что-то закаменело. Совсем как тогда, в пригороде. И я стал как железный истукан. И что-то мне сказало: «цель опознана». И еще: «отражение атаки» и «бортовое оружие отсутствует». Я не знаю, что такое «цель». Я просто шагнул так, что деревья вокруг пошатнулись. Потому что я теперь весь из стали. И Жак вдруг точками яркими покрылся. И каждая из них что-то означала. Голос подсказал мне, что это «уязвимые точки». А Жак меня снова ударил. По лицу. А я не почувствовал ничего. Я же железный. Мне показалось, что он даже руку отбил, потому что зашипел, как кот. И тогда мое тело его само ударило. По одной из точек. Ногой. А потом моей рукой его ткнуло. Она у меня вся негнущаяся и тяжеленная, как бревно. И Жак на пол упал. А голос произнес: «Атака отражена». И я снова собой стал. И у меня кровь бежала из носа. И Мишель мне платок к лицу прикладывала. Она сказала:
– Юджин, не надо было тебе вмешиваться. Я бы сама разобралась.