– Тебе сейчас самое главное – покой, – авторитетно заявил Гринберг.
– Ну вот… – окончательно расклеилась Виринея. – Всем теперь из-за меня…
Вот это было точно. До лагеря оставалось ещё топать и топать. По едва заметным тропинкам. С тяжелыми рюкзаками.
– Сделаем вот что. – Скудин быстро оценил ситуацию и принял решение. – Отнесём к моим, здесь по прямой не так далеко, километров пять. Глеб и Женя со мной, остальные на базу. Боря! Захватишь её рюкзак.
Вот так. Коротко и без проволочек. Вполне по-военному. Молча стоявший рядом Лев Поликарпович невольно задумался, а как в этой ситуации командовал бы он сам. Результат был не в его пользу. Нет, от «гестаповцев» определённо был толк…
– Ну-ка, взялись. – Не тратя времени попусту, Скудин с Буровым сцепили руки накрест, Грин поднял Виринею на импровизированное сиденье, и спасательная команда двинулась через лес.
– Всё, – сказала Виринея виновато и мрачно. – Сажусь на диету. Нет, правда. Честное слово.
…Но до чего всё же здоровы эти двое, Скудин и Буров. Идут себе и идут, мерно, словно заведённые… а кроме несколько полной (да что там!!! бессовестно жирной!!!) девицы на руках у каждого за спиной – ещё и по рюкзачищу. «Решено. Не завтракаю, не обедаю, не ужинаю…»
Сделали всего один привал – на полпути. Иван с Глебом улеглись на спины, упёрли, чтобы лучше отдыхалось, ноги в стволы деревьев. Гринберг суетился вокруг болящей и вслух предвкушал, как понесет её дальше – ощущая нежную упругость ягодиц на своих руках, вдыхая аромат волос и влекущий запах девичьего пота… однако не тут-то было.
– Береги силы, Женька, ночь впереди, – несколько двусмысленно сказали Скудин с Глебом и, снова сцепив руки в крест, подставили их Виринее. – Садитесь, мадам, карета подана.
Подняли её, пошли дальше… Наконец из-за сосновых стволов навстречу с гавканьем вылетели собаки, все как одна – чисто белые, пушистые и остроухие. Лайки узнали Ивана, радостно завертели хвостами. Потом показался большой, добротно рубленный «в лапу» дом-пятистенок. Из трубы вертикально в небо поднимался белёсый дым: у Скудиных привыкли ужинать рано.
Новый день все начали по-разному. Скудин с подчинёнными отправились совершать ежеутреннюю разминку, которая для кого другого сошла бы за весьма изматывающую тренировку; вчерашний поход, увенчавшийся транспортировкой «раненого товарища», не был воспринят их организмами как сколько-нибудь значительная нагрузка. Веня с Альбертом, любившие при случае вспомнить свои былые спортивные подвиги, выползли из вагончика на одном самолюбий – после форсированного лазанья по горам ноги, в особенности бедренные мышцы, болели немилосердно: ни сесть, ни встать, ни по лесенке спуститься!.. Эдик, которого напрягали только морально, с видом обиженного на весь свет поплёлся по грибы. Его не оставляла мысль набрать крепеньких мухоморчиков: чем чёрт не шутит, здесь, в этой тайболе, всё не как у людей, так, может, уже грибы выросли?.. То-то он сварит живительный эликсир. И будет пить его ме-е-едленно, маленькими глотками… чтобы дуба не врезать…