Рита откинула нашампуненную голову на гладкий эмалевый край, с наслаждением слушая, как возле ушей лопаются невесомые пузырьки пены. Каждый день (если, конечно, удавалось мирно поладить с трубами и колонкой) она вот так смывала с себя Поганку-цветочницу и вполне понимала змей, меняющих кожу. Не сказать чтобы она возвращалась с рынка физически грязной. Ощущение замаранности было более глубоким и тонким. Таким, что мылу вроде бы не полагалось от этого помогать. Но ведь помогало! Из душистой ванны Рита выбиралась совсем другим человеком. В самый первый вечер она, помнится, насмешливо сравнила себя с Афродитой, восстающей из пены. Это сравнение, приправленное изрядной долей цинизма, с тех пор всякий раз приходило ей на ум. Да уж. Афродита…
…Дверной звонок разразился пронзительной трелью как раз в тот момент, когда Рита повесила полотенце и перешагивала через край ванны, на ходу заворачиваясь в пушистый белый халат. Рита чуть не поскользнулась, вздрогнув от неожиданного и резкого звука. Вообще говоря, у звонка в этой квартире был свой особенный нрав. И повадки, далёкие от тривиальных. Сколько раз он выдёргивал её из уютного кресла, а то вовсе из постели, и она мчалась в прихожую, теряя спросонок шлёпанцы… только затем, чтобы убедиться – ложный шухер, перед дверью никого нет.
– Иду!!! – на всякий случай заорала она во всё горло, хорошо зная, что тонкая дверь даже менее громкий вопль пропустит без особых помех. – Иду!..
Быстренько обмотала голову полотенцем и, не найдя тапок, босиком бросилась открывать. На коридорном линолеуме оставались мокрые следы. Звонок был способен запросто испустить ещё трель, да не одну, ибо редко заглядывавшие деятели жилконторы почему-то считали, что в квартирах обитают безнадёжно глухие… а «эффект второго сапога» Рита до смерти не любила.
Звонок не зазвонил: на сей раз она успела вовремя. Глазок в двери отсутствовал, и Рита громко спросила, протягивая руку к замку и одновременно подхватывая сползшее с волос полотенце:
– Кто там?..
– Гость, – долетел с другой стороны мужской голос, показавшийся смутно знакомым. – Приглашали?
«Ой, мамочки!» Рита открыла дверь и отступила в прихожую, остро осознавая всё великолепие куцего, с оторвавшимся пояском халата, мокрых волос и голых босых ног. Добро бы почтальон или сантехник! Но предстать в таком виде – перед ним!..
«Я дурак, – хмуро подумал Скудин, стоявший на площадке с тортом в руках и кагором за пазухой. – И шутки у меня дурацкие…»
Он угодил-таки в снежный шквал, и сколько ни отряхивал куртку – на лестничный бетон гулко шлёпались талые капли.