Он вошел в парадное и огляделся. На удивление, лампочка была и даже тускло светила. Было сыро и жарко, из открытой двери в подвал шел пар и тихий шипящий свист – видимо, там прорвало трубу с горячей водой… Он подошел к лифту и нажал кнопку вызова. В шахте что-то заскрежетало, зашуршало, и через минуту лифт опустился на этаж. Дверцы его начали открываться, но дернулись на полдороге и застыли, а сам лифт вдруг рывком провалился еще на пару сантиметров вниз. После этого дверцы ожили и разошлись полностью. Роман представил себя застрявшим в этом катафалке, вздохнул и направился к лестнице.
Он поднимался по этажам, осматривая номера квартир на площадках. Многие двери были незаперты, другие вообще выбиты вчистую. Он старался не поворачиваться к таким спиной. Было тихо, ни звука здесь, ни звука с улицы, только тот шум, который издавал он сам. Его шаги и дыханье. Жутковато… Поэтому, когда сверху вдруг послышался нарастающий бряцающий гул, сердце в грудной клетке подпрыгнуло и ухнуло, а потом, когда гул промчался мимо него вниз и он сообразил, что это всего лишь мусоропровод… На душе полегчало, живут, значит, здесь еще люди. Мусор выбрасывают… Он быстро пошел дальше, поднялся с четвертого на площадку между этажами и увидел со спины сгорбленную фигуру в старомодной долгополой ночной рубашке, с ведром в руках, которая поднималась на пятый этаж.
– Эй! – крикнул он в спину.
Но фигура не обернулась, подмела подолом последнюю ступеньку пролета и скрылась за лифтовой шахтой. Роман лихо одолел пролет и успел увидеть закрывающуюся дверь. Он посмотрел на номера квартир: 127, 128, 129 – та самая, в которую только что вошла женщина, она же нужная ему, – адрес вдовы убитого. Он подошел к двери и посмотрел на звонок, поднял руку, собираясь постучать, но потом взялся за дверную ручку и попробовал дернуть дверь на себя. Та поддалась легко и без скрипа. Открылся тускло освещенный светом с лестницы предбанник и теряющийся в темноте коридор. Никаких звуков в квартире слышно не было.
– Эй, хозяева, есть кто живой? – крикнул он в темноту. И крик как-то быстро истаял, затерялся в коридоре, оставшись без ответа, и сама фраза – вполне обычная – здесь вдруг отдала непонятной жутью.
Роман постоял еще немного, перехватил поудобнее дробовик, включил прикрепленный к стволу фонарь и вошел в сумрак прихожей, вытравливая лучом темноту из закоулков. В прихожей стоял гардеробный шкаф с зеркалом, увешенный пыльными куртками и пальто. Роман посветил на него и увидел свое отражение – белый покойник с провалами вместо глаз, окруженный темнотой. Поспешно отвел фонарь от зеркала. Непонятно почему, в темноте отражение всегда выглядит так страшновато… После прихожей коридор поворачивал направо. Он осторожно двинулся вперед, но остановился на месте, из которого был еще виден выход на лестничную площадку. Сейчас желтоватый свет с лестницы казался родным, милым и даже спасительным. Что-то из подкорки, где гнездились самые древние и дремучие инстинкты, поднялось вдруг волной и с возрастающей истерикой забилось, призывая бежать обратно из тихой темноты, к свету. Сейчас Роман впервые по-настоящему понял, что он здесь один и, если что, помощи ждать неоткуда. Он глубоко выдохнул и, дыша ртом, двинулся дальше в темноту. Что-то попалось под ногу и шебурша отлетело к стене. Высветил фонарем – тапочка, домашняя, без задника, в красную клеточку… Почему же так темно? Должен же доходить хоть какой-то свет из комнатных окон… Наверно снаружи уже совсем стемнело… Слева и справа по коридору два прохода. Ну, буриданов ослик, куда? Двинулся в левый.