Но был ли это тот богатый деталями подробный рассказ, которого я ждал с таким нетерпением, или сухой перечень навигационных отметок, широт и долгот, склонений компасной стрелки и так далее?
Узнать это я мог только тогда, когда дневник окажется в моих руках. И, как это частенько бывает, именно в тот день, когда пакет прибыл, Цезарь Деметрий вернулся из своего месячного свидания с Африкой. У меня хватило времени только на то, чтобы сорвать печати с довольно объемистого пакета и провести большим пальцем по обрезу толстой пачки потемневших от времени листов пергамента, как вдруг явился посланец Цезаря и сообщил, что Деметрий требует моего немедленного прибытия во дворец.
Цезарь, как я уже говорил, человек крайне нетерпеливый. Я задержался только для того, чтобы бросить взгляд на первые слова текста, следовавшего за титульным листом, и ощутить, как замирает сердце, узнавшее характерный, с наклоном влево, четкий почерк Траяна Драко, возникший перед моим восхищенным взором. Я позволил себе еще один беглый взгляд на открытую наугад, кажется, сотую страницу и увидел там абзац, говоривший о встрече с каким-то островным царьком. Да! Да! Это действительно был дневник плавания Императора!
Я отдал его мажордому моей виллы, сицилийцу по имени Панталоне, которому вполне можно было довериться, и довел до его сведения, что именно произойдет с ним, если за время моего отсутствия хоть одной страничке книги будет нанесен малейший ущерб.
А затем я направился во дворец Цезаря, расположенный на вершине холма, где и обнаружил самого Цезаря в саду, рассматривающим пару верблюдов, привезенных им из Африки. На Цезаре было надето нечто вроде одеяния жителей пустыни, снабженное капюшоном, а за поясом блестел изумительной красоты кривой меч. За пять недель отсутствия солнце так сожгло кожу на лице и наруках, что Цезаря легко было принять за араба.
- Пизандр! - завопил он, увидев меня. Я уже успел позабыть это дурацкое имя за время отсутствия Деметрия. Он широко улыбнулся, и его зубы сверкнули на темной коже лица, подобно путеводным звездам в глухую ночь.
Я произнес все положенные слова, выразив надежду, что путешествие было приятным, но он отмел все это в сторону одним мановением руки.
- Ты знаешь, о чем я думал, Пизандр, в каждую минуту моего путешествия? О нашем великом проекте, конечно! И знаешь, теперь я понял, что он еще далеко не доработан. Я решил… я думаю превратить Сицилию, когда стану Императором, в свою столицу! Зачем мне жить на холодном, продуваемом ветрами севере, когда я могу блаженствовать в непосредственной близости к Африке, к тем местам, которые, как я сейчас понял, я бесконечно полюбил! Так что мы с тобой должны построить здесь в Панормосе еще и здание Сената, и просторные виллы для всех высших чиновников моего двора, и библиотеку… Ты ведь знаешь, Пизандр, что на всем острове нет ничего, что заслуживало бы называться библиотекой? Но мы можем разделить пополам сокровища Александрийской библиотеки и одну половину перевезти сюда, как только будет готово здание, достойное хранить эти книги. И еще…