— Это почему же мне?
— Да потому, что испачкан ты с ног до головы и надо отмываться. А отмыться можно только работой. Как тебя угораздило в такую помойку лезть? Баба-то хоть стоящая была, а то, может, зря погиб человек?
— Иди ты к черту! — в сердцах сказал я.
— Нет, вы только посмотрите на этого неблагодарного! — он развел руками. — Почтенные люди два часа ломали заслуженные головы, как бы увеличить ему зарплату, не оскорбляя стыдливого целомудрия общественности, и если бы не Скважина…
Скважиной мы втихомолку называли нашего куратора за преклонный возраст и дотошность, доводящую подчиненных до исступления.
Об этом человеке стоит сказать несколько слов хотя бы потому, что, где бы он ни работал, о нем непременно слагали легенды. Он пришел в промышленность с фронтов гражданской войны и навсегда остался лихим кавалеристом, нацеленным на мировую революцию. Начал с простого рабочего и быстро выдвинулся благодаря острому уму и отличному знанию дела. Но не это отличало его от других руководителей, выросших в годы первой пятилетки. И даже не то, что он не признавал авторитетов — одно время это стало модным. Кстати, в это время он уже начал их признавать. Но то, что в каждой ситуации он поступал так, как считал правильным, не поддаваясь условностям, создало ему репутацию неуживчивого, опасного чудака. Эта репутация и помешала ему продвинуться дальше заместителя министра, хотя по своим деловым качествам он был способен на гораздо большее.
Когда он был еще начальником цеха передового в стране гигантского комбината, директор прислал ему ордера на пальто и костюм. Высокое начальство, приехавшее из центра, собирало производственное совещание, из тех, которые в печати именовались «поворотными», и Скважина, как начальник ведущего цеха, обязан был выступить. То было трудное время, когда все выдавалось по ордерам. Директор получил ордера обратно с запиской, что такие премии выдаются только по решению профсоюза за отличную работу и получение их каким-либо другим путем незаконно. Скважина выступил на совещании в старой выцветшей гимнастерке, другого костюма у него не было. Говорят, он произнес самую толковую речь, но в газетах она не цитировалась, и его фамилия даже не попала в репортаж.
Став директором этого же комбината, он первым делом велел заколотить особый «директорский» вход в комбинатоуправление, а ковры и статуи оттуда передал в детский сад.
Через полмесяца после его назначения заместителем министра, еще в старом министерстве, секретарь со значительным видом положила перед ним плотный конверт.