— Татьяне Вениаминовне?
Удивительно, как он читал мысли. Я молча кивнул.
— Разумеется, позвоните. Я выйду, если стесняю вас.
— Да нет, не стесняете.
Я снял трубку. Безнадежные длинные гудки. Ее не было дома.
— Ничего, подождем, — сказал майор. — Спешить некуда. В камеру вас, наверное, не шибко тянет, да и у меня дел по горло. Так что если потребуется, то и до полуночи продержимся.
Она долго не приходила. Каждые четверть часа я снимал трубку и натыкался на безнадежные гудки. У меня даже задрожали руки: вдруг она вообще не придет!
— Да вы спокойнее, — добродушно сказал майор, покусывая ручку. — Придет, куда денется.
Его поза поразила меня. Вот так же кусал ручку Борис, когда мы в последний раз разговаривали у меня на квартире. И это нетерпеливое покусывание разом разрушило мои надежды. Он будто вынул из меня что-то.
…Фильм начался издалека, как многие технические фильмы. Солнце весело выкатывается из-за горизонта и неестественно быстро поднимается в небо, разгоняя мрак. Розовые лучи падают на заводской поселок, зажигая окна в новеньких многоэтажных домах. Из подъездов дружно выбегают радостные, отлично выспавшиеся рабочие и бодро топают на родйой завод: на работу, как на праздник… А Гриша приходит с синевой под глазами, и Женя украдкой глотает пилюли, потому что никогда не могут выспаться. Каждый из них боится, что другой не выдержит неустроенности, бездетности и уйдет искать лучшую долю. Какой уж тут сон! А ведь у министра есть резерв — пять квартир, которые он еще не раздал. Если Борис попросит… Я почувствовал, что задыхаюсь. Надо сейчас же, немедленно идти к нему. Почему-то показалось, что у меня дома он будет сговорчивее. Я сидел на крайнем стуле, в двух шагах от запасного выхода, и, не успей еще обдумать все как следует, очутился за портьерой. Такси… Светофоры, как орел и решка: зеленый — удача, красный — провал.
Два человека с разных сторон подошли к дому, чуть опередив меня. Они уже скрывались в подъезде, когда я выскочил из машины. Один толстенький, приземистый, в низко надвинутой на глаза кепке. Другой высокий, худой, в старой шляпе с обвислыми полями. На обоих — обтрепанные пиджаки, неглаженые лоснящиеся брюки с бахромой внизу. И походка у обоих была одинаковая — нервная, неуверенная. Видно, с хорошего похмелья мужики. Я нагнал их уже у лифта.
— Какой вам? — спросил высокий, протягивая руку к кнопкам.
— Девятый.
Оба одновременно дернулись ко мне и застыли. У толстяка отвалилась челюсть, а острое лицо высокого начало стремительно бледнеть. И не успел я понять, что где-то уже видел этих оборванцев, они бросились бежать. Лишь прогрохотал и оборвался отсеченный стуком парадной двери панический топот. «Квартирные воры?» — подумал я и тут же забыл про них. Вот и мой этаж. Рыскаю по карманам. Ах да, ключи я отдал. Нажимаю звонок. Бледное лицо Бориса.