— И приведшую к полному развалу экономики, — я тоже начал злиться.
— Чепуха! Мы шли вперед, пусть медленно, но шли. И как драгоценное наследство передавали все накопленное подготовленной смене. Централизованное управление, когда все нити сходятся в один штаб, диктующий решения, перебрасывающий резервы, регулирующий отношения, — это гениальное изобретение нашего времени, нашего строя. Без этого социализм немыслим. И соответственно мы воспитали людей, которые иначе просто не смогут работать. А теперь тысячи опытнейших специалистов окажутся не у дел. Да-да, не у дел, даже если они останутся на своих постах. Экономические методы руководства вместо административных! — Он зло выругался. — Ну как я теперь буду руководить предприятиями?
— А ты и не будешь руководить. Они сами справятся. Ты им не нужен.
Он резко оборачивается. Глаза у него бешеные.
— Я буду ими руководить! Понял? Найду такие возможности. Пока фонды в моих руках — я хозяин. А фонды я не отдам. Пусть-ка попробуют отнять! Нас много, и мы пока еще сила. Еще посмотрим, куда страна повернет… А что касается Левина… Интересно, с какой мордой я пойду к министру? Объединение получило три квартиры, столько же, сколько и другие. И нигде всех нуждающихся не удовлетворили. А идти позориться, каяться, что ошиблись, дали не тому, и это сейчас, когда столько поставлено на карту… Нет, ты положительно рехнулся, друг любезный!
— Но резерв, кстати, предназначен и для того, чтобы исправлять ошибки.
— Вот пусть другие и признаются в ошибках, а я обойдусь. Подумаешь, Левин! Да я завтра же приглашу на его место человека с периферии и дам ему квартиру из резерва. Понятно? И вообще, надоела мне эта история!
Голос его срывается на визг, ручка летит в угол. А я вдруг по какой-то таинственной ассоциации вспомнил, как выплескиваю отраву из своей рюмки в это ненавистное лицо. До сих пор мне почему-то стыдно за этот театральный жест.
— Юрий Дмитриевич, Юрий Дмитриевич, очнитесь!
Майор трясет меня за рукав. Я открываю глаза и вскакиваю.
— Никак вздремнули? — смеется он.
— Нет, просто задумался, — неохотно говорю я и иду к телефону. Если ее опять не окажется, больше не буду звонить. Но она дома.
— Таня, я в тюрьме, — говорю быстро, не давая ей закричать. — Дело в том, что это я убил твоего мужа.
Секунда молчания, и спокойный грустный ответ:
— Я это знала, Юра.
Следствие закончено, через несколько дней суд, и мне разрешили свидания… Узнав об этом, я невольно рассмеялся, правда, не очень весело. Свидания! Кто ко мне придет? Из всей родни осталась лишь престарелая тетка в маленьком городишке на Урале, откуда мы с Таней когда-то приехали в Москву учиться. Не с кем мне видеться.