Последние слова, относились к Таникаве. Он покорно шагнул вперед. Подмигнув присутствующим, Вестуэй ткнул дулом автомата в спину арестованного, и дверь за ними закрылась.
В ту же ночь, которая, кажется, никак не хотела кончаться, в маленьком номере военной гостиницы между журналистами происходил серьезный разговор.
— Нас поднимут на смех, — сказал Бедворт после долгого молчания.
Они полулежали в удобных раскладных креслах, разделенные низким столиком. На его полированной, поверхности матово поблескивала почти полная бутылка и два бокала. Каждый отпивал виски, маленькими глоточками — не по желанию, а чтобы продлить паузы в разговоре. Ситуация была из тех, что требовали ясной головы и полного напряжения сил.
— Мы потеряем репутацию, — опять сказал Бедворт.
— Вполне возможно, — отозвался Браун, делая символический глоток и попыхивая трубкой. — И тем не менее мы обязаны написать все, что видели.
— Но почему мы должны выкладывать все сразу? Что нам мешает ограничиться информацией о поимки последнего диверсанта? А потом, когда сюда сбегутся ребята из других контор, мы первыми дадим остальные подробности. Но тогда их повторят все.
Они попали в ту не столь уж редкую ситуацию, которая на журналистском сленге называется групповым капканом. Когда несколько репортеров натыкаются на один и тот же факт, они вынуждены сообщать о нем одинаково. В противном случае считается, что тот, кто пропустил какие-либо подробности, сделал работу некачественно. Это уже забота редакции, как она препарирует твое сообщение в своих интересах. Но Бедворта передергивало нри одной мысли о том, какой хохот поднимется в агентстве, когда там прочитают его репортаж из операционной. О филиппинской хирургии-то уже говорят с усмешкой, а уж о булыжнике, растворяющемся в теле… И он напрочь забыл о предыдущем споре с коллегой сутки назад, не думал о том, что их роли так разительно переменились. Просто сейчас были другие обстоятельства.
— Мы обязаны написать все, что видели, — спокойно повторил Браун. — Хотя бы потому, что из всех сегодняшних событий это — самое важное. Последыши второй мировой — это прошлое. Камень, становящийся компонентом человеческого организма будущее. И будущее страшное. Это я тебе как бывший биолог говорю. Ядерная бомба — детская игрушка перед этой штукой.
— Но где гарантия, что все это не мистификация, как пресловутая филиппинская хирургия? По-моему, на этом архипелаге живут большие выдумщики. В конце концов, что мы знаем? Было два диверсанта, один расгворился в скале… Да полно, существовал ли он, этот Като?