И в ней четверо мужчин. Тот, что сидел рядом с водителем, и еще один из тех двоих, что сидели сзади, вышли и встали рядом с машиной, расставив ноги, массивные и крепкие, как колосс Родосский. Они смотрели на меня, и мои движения стали неловкими. Руки, в которых я сжимал насос, дрожали. Я думал, что этот насос, этот пистолет, как называют его в правилах пользования бензоколонкой, может заменить оружие. Можно облить их бензином и бросить горящую спичку. А потом сообразил, что спичек у меня нет, ведь я не курю. Ну и что с того: я чувствовал в себе готовность убивать. Вот это оказалось новостью: я убил и был способен убить еще.
Хватит минуты, чтоб залить полный бак, но сколько длится минута? Минута — это бесконечность, если поблизости стоят двое в сером и заглядывают под козырек твоего шлема, чтобы обнаружить испуганные глаза беглеца.
Бензин с шумом вырвался из бака, полился мне на штаны, на ботинки. Минута кончилась. Пока я прицеплял обратно пистолет, у меня из рук выскользнула крышка от бака и покатилась к стоящей машине. Я неуклюже бросился за ней, забавно дергая головой в шлеме. Крышка ударилась о колесо синей «альфы» и остановилась. Приблизившись, я заметил, что на приборной доске лежит жезл, какими пользуются полицейские, или карабинеры, или еще бог его знает кто.
Так и знал, подумал я. Так и знал, что меня схватят.
Больше я не успел ничего подумать, не хватило времени.
Один из мужчин в сером нагнулся.
Под распахнувшимся пиджаком я поискал глазами кобуру, там, где, судя по фильмам, ей положено находиться, — там она и оказалась.
Человек выпрямился и с непроницаемым видом протянул мне крышку.
Мгновение, господин судья, еще одно бесконечное мгновение — и меня и след простыл. В зеркале я видел, как синюю машину подогнали к колонке для заправки.
Кто он был, этот человек, оставшийся на заднем сиденье? Ваш коллега, господин судья? Что делать судье среди ночи в сопровождении охраны в Сан-Мауро?
После, когда впереди показались первые городские светофоры, мне стало страшно. Очень страшно.
Нет, испугался я не того, что меня найдут и арестуют.
Господин судья, я уже говорил вам, в тот момент арест оказался бы для меня в порядке вещей, стал бы самым естественным исходом.
Я боялся потому, что впервые размышлял как убийца.
С Джулиано Лаянкой все было по-другому. Там были ярость, ненависть, жестокость, озверение, месть, но никакого расчета. Но на этот раз — нет. На этот раз я готов был убить сознательно.
Господин судья, я убийца, готовый убить, и не знаю, верна ли ваша теория воскресного утра, не знаю, хочу ли я, чтобы меня остановили и чтобы это сделали именно вы. Знаю только, что, несмотря на все сведения, которые я вам сообщаю, вам не удастся меня арестовать, по крайней мере не раньше, чем я убью снова.