— И тогда пошли пробоваться?
— Не сразу. На сцене нужно притворяться мысленно, но телом как притворишься? Приходится делать все, ну все абсолютно на самом деле, и все должно казаться правдой. Мы до таких высот тогда еще не поднялись. Потому тренировались. Пока у меня стало получаться, нам понадобилось три «сеанса», да и ей тоже. Уж не говоря о поцелуях. Мы только касались губами, чуть-чуть приоткрывали рот, и все. Здесь решительней оказалась Паула: как-то утром она захватила меня врасплох, пока я причесывалась, притянула к себе и просунула мне в рот язык.
В эту минуту послышался стук открываемой двери. Вошли двое и сели у стойки. Марике подала им выпивку, потом вернулась ко мне.
— На чем я остановилась?
Следовало ответить, на том, что она сунула тебе язык в рот, но я постеснялся.
— На том, как вы готовились к пробам.
— Да. Мы сходили на пробы в три или четыре разных заведения, в конце концов нас взяли в хороший театр. Пробы, наверное, труднее всего: раздевайся в офисе прямо на месте и занимайся любовью на глазах у мужчин, например, на письменном столе или надувном матрасе.
— Страшнее, чем первое выступление?
— На первом выступлении не страшно, это совсем другое. Нервничаешь, конечно. Закроют между номерами занавес, смотришь в щелочку, видишь полный зал и говоришь себе: вот сейчас придется выйти туда голышом и со своей лучшей подругой проделать перед всей этой публикой шесть-девять на вращающемся матрасе, чтобы было видно со всех сторон, лучше, чем у гинеколога. Но та же публика помогает. Чувствуешь, как она возбуждается, и тебе легче войти в роль, вообразить себя кем-то другим, может, как раз одним из зрителей. Как будто на сцену выходишь не ты, и зад, на который они смотрят, не твой, а неизвестно чей. Не считая, что тут же стоят и другие артисты, которые тебя подбадривают, к новичкам очень товарищеское отношение.
— И долго ты выступала в этих спектаклях?
— Десять лет. Бросила два года назад, а бросить гораздо труднее, чем начать. Нужно понять, что уже пора, а иначе начнешь переходить из лучших театров во второсортные, потом в третьесортные, покуда не окажешься в таких местах, куда лучше вообще не попадать, ни как зрителю, ни как актеру. Пока красота еще есть, работаешь в лучших заведениях, потом стареешь и постепенно переходишь в другие, там вместо красоты публике предлагают самые странные, самые омерзительные вещи. Там люди уже не возбуждаются, глядя на твое тело, а наслаждаются твоим унижением, когда тебя смешивают с грязью. Я, к счастью, сумела уйти вовремя.
— И всегда работала с Паулой?