До ареста отца Пальмы, Лелио Долабеллы, они были очень счастливы. Но те дни, когда они жили все вместе в го родке Галларате в старом доме, построенном ещё в тринадцатом столетии, казались Пальме и её матери очень далёкими.
Долабелла был ещё совсем молод. Он рано женился на красивой, но довольно ограниченной девушке. По профессии он был адвокат. Всем сердцем, всей душой стремился он облегчить тяжёлую жизнь народа, и простолюдины Галлараты любили Долабеллу. Его статную фигуру, мужественное лицо, звучный, бархатный голос знали по всей Ломбардии.
Публичные речи Долабеллы привлекли внимание властей.
Адвоката, как и многих других его сограждан, арестовали, обвинив в призыве к мятежу против правительства. Вот почему его жена сказала девочке: «Ты должна молчать; не лги и правды не говори».
«Пусть режут меня на куски, всё равно я не скажу ни слова», - подумала девочка.
Старый дом был разорён, словно птичье гнездо, сброшенное бурей. Правда, Пальма с матерью и теперь жили в милом старом прохладном доме с блёстками золота на карнизах и потемневшей от времени росписью на стенах, с большой сводчатой дверью и каменной винтовой лестницей. Остался и зелёный садик, огороженный стенами с бойницами, тенистый от буйно разросшихся лавровых деревьев. Но того, кто был солнечным светом, хранителем и хозяином этого дома, не было с ними.
Никогда не будет больше Пальма сидеть в оконной нише и смотреть сквозь решётку, не идёт ли он. Его шаги не раздадутся на мостовой тихой улочки, его улыбка не осветит мрачной сводчатой лестницы. Даже если он убежит из тюрьмы, если останется жив, сюда он всё равно не вернётся. Пальма знала это, а для девочки её лет такое испытание было слишком тяжёлым.
- Он ничего дурного не сделал, - сказала она другу отца.
- Он любил народ, - с горечью произнёс старый гарибальдиец.
Было солнечное утро, когда пришли полицейские. Пальма сидела с отцом в саду под старым кипарисом. Без всяких разговоров они схватили отца и, приставив к виску револьвер, надели наручники.
- Какое преступление я совершил? - спокойно спросил он.
Полицейские ответили бранью. Отпихнув девочку, двое вытолкнули его через боковую калитку на улицу. Тем временем другие шныряли по дому, рылись в столе Долабеллы и в сундуках. Они сломали замки, вывалили на пол письма и документы, связали в пачки и поставили сургучную печать.
- Не беспокойся, родная, - сказал отец. - Это ошибка. Через час я вернусь.
Садовая калитка закрылась за ним, и Пальма осталась одна.
Отец не вернулся. Он не пришёл через час, не пришёл ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц. Его увезли в другой город, в другую область, чтобы предать военному суду. Ему не разрешали писать письма, и Пальма с матерью узнавали о нём только через друзей или из газет.