Бей первым! Главная загадка Второй мировой (Никонов) - страница 122

Именно так в СССР и смотрели на весь мир – как на будущую Республику Советов. Вот что пишет Маяковский о советской делегации, направлявшейся в Геную на конференцию:

«Мы ехали, осматривая хозяйскими глазами / Грядущую мировую федерацию Советов».

Маяковский лишь транслировал тогдашнее общее убеждение. Маяковский делал свою жизнь с Ленина и «под Лениным себя чистил». А Ленину была по фигу Россия. Ленин больше любил мировой пролетариат. Особенно германский. Россию же Ленин считал только запалом для мировой социалистической революции. В 1919 году Ленин, давая интервью корреспондентам американских газет, признался, что самый счастливый день в его жизни – не 25 октября 1917 года, а тот день, когда началась революция в Германии.

Без мировой революции, полагал Ленин, российская революция не выживет. Сталин был с Лениным вполне солидарен. «Победа революции в Германии, – писал он в 1923 году, – будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть лет назад».

В этом с Лениным и Сталиным была согласна вся головка большевиков.

Товарищ Подвойский, вторя Ленину, говорил, что «одно должно претворяться в другое так, чтобы нельзя было сказать, где кончается война и начинается революция».

Товарищ Тухачевский был с ними вполне согласен: «Война может быть окончена лишь с завоеванием всемирной диктатуры пролетариата».

Товарищ Радек поддерживал: «Мы всегда были за революционную войну… штык – очень существенная вещь для введения коммунизма».

Товарищ Бухарин был не менее решителен: «Рабочее государство, ведя войну, стремится расширить и укрепить тот хозяйственный базис, на котором оно возникло, то есть социалистические производственные отношения (отсюда, между прочим, ясна принципиальная допустимость даже наступательной революционно-социалистической войны)».

Товарищ Фрунзе учил: «Самим ходом исторического революционного процесса рабочий класс будет вынужден перейти к нападению, когда для этого сложится благоприятная обстановка».

К всеобщему хору добавлялся козлиный голосок худосочного Дзержинского: «Мы идем завоевывать весь мир, несмотря на все жертвы, которые мы еще понесем!» А незадолго до смерти поляк Дзержинский, говоря о пользе войны с Польшей, утверждал: «…мы перенесем границу на Буг, присоединим Западную Белоруссию к УССР, отдадим Вильно Литве, создадим непосредственное соединение с Германией». Как в воду глядел! Колдун, не иначе!..

А в 1923 году начальник политуправления РККА Сергей Гусев писал Зиновьеву свои соображения: «Не приходило ли Вам в голову, что в случае германской революции и нашей войны с Польшей и Румынией решающее значение могли бы иметь наступление наше на Вост. Галицию (где поднять восстание нетрудно) и наш „случайный“ прорыв в Чехословакию, где при сильной КП (компартии. –