Встретиться с любимцем Наполеона III было сложно. Он не принимал неизвестных ему людей, тем более людей из России. А тут еще русским офицером сразу после его прибытия в Париж заинтересовалась хорошо информированная французская полиция, которая, видимо, получила какие-то сведения о целях его приезда. В полиции знали, что молодость камергера императора, проведенная им в Петербурге, была отнюдь не безупречна и что в России не забыли ни о гибели поэта, ни о виновнике этой гибели.
Встреча с Дантесом откладывалась. Зато офицера, к его глубочайшему удивлению, охотно приняла у себя дочь Дантеса - Леония-Шарлотта. Горничная тотчас же проводила русского в её комнату. У дочери камергера были темные глаза и бледное лицо.
- Для русских я всегда дома, - сказала она, поднимаясь навстречу офицеру. - Жаль только, что они у меня редкие гости. Как говорят в России, милости просим, - старательно выговорила она по-русски. - Я правильно говорю?
Первое, что бросилось в глаза офицеру в кабинете Леонии-Шарлотты, был большой портрет Александра Сергеевича Пушкина, который висел на противоположной от дверей стене…
Но это ещё не всё. На письменном столе молодой женщины рядом с бронзовым бюстом А.С. Пушкина лежал раскрытый томик из собрания его сочинений и исписанные листы бумаги. Офицер ожидал чего угодно, но только не этого. На какое-то время он потерял дар речи.
- Но вы не ответили на мой вопрос.
- Простите?
- Я правильно говорю по-русски?
- Бесподобно! - сказал офицер, думая совсем о другом.
- Неужто без акцента?
- Без малейшего.
- Странно.
- Странно не это. Странно не то, что вы говорите по-русски, а то, что вы чувствуете по-русски…
Она проследила за его взглядом.
- Вы имеете в виду Александра Сергеевича?
- Да.
- Что же тут странного? Я наполовину русская. Но что же вы стоите? Присаживайтесь.
Офицер сел. Он был явно растерян.
- Я работаю над переводом на французский язык «Бориса Годунова», - объяснила Леония-Шарлотта, указав на письменный стол. - Может быть, это слишком смело с моей стороны, но я считаю, что перевод Ле Фюре не слишком удачен, а мне бы хотелось, чтобы французы получили хоть некоторое представление о нашем гении. - Она так и сказала: «нашем». - Если мне это удастся, я буду считать, что прожила не зря.
«И это говорит она, дочь убийцы Пушкина», - билось в мозгу офицера.
- Жуковский считал, что Пушкин принадлежит Европе, - сказал он.
- Я полностью согласна с Василием Андреевичем. Но для того, чтобы стать необходимым всем, гений должен быть глубоко национальным. Более русского поэта, чем Пушкин, я не встречала. По Пушкину можно изучать Россию. Вот это я и хочу попытаться выявить в своем переводе. Правда, пока мне это не очень удается. Я мечтаю увидеть Россию. Это помогло бы мне лучше справиться с переводом, не правда ли?