И тогда Лоча спросила:
— Почему ты нас избегаешь, Акачи? Я не раз просила Чамино, чтобы он пригласил тебя, но ты всегда отказывался.
— Разве это ты говорила ему? — вырвалось у Коли. — Я не знал этого. Думал, что он сам…
Спутники Юпитера с необычайной быстротой передвигаются по небу. Где-то далеко, очень далеко сверкает горячая планета Земля.
А собственно говоря, почему Коля вдруг подумал о Земле? Рядом с ним — Лоча. И они впервые могут, наконец, свободно поговорить…
Но он вспомнил разговор с отцом и появление на стене горизонтов Единого. Встреча с Лочей на какое-то время отодвинула на задний план это страшное событие. Чем же оно завершится, какая судьба ждет его и отца? По-видимому, отцу тоже угрожает каторга. Но почему только отцу?
— Акачи! — сказала Лоча. — Там, в Храме Бессмертного, я смотрела только на тебя… И думала только о тебе…
Коля поймал ее руку и молча сжал в запястье. Лоча поняла: есть мысли, которые нельзя высказывать вслух. Единый всегда слышит. Слышит даже тогда, когда мозг его спит, — у сотен шахо контроля сидят его слуги.
— Лоча! Я тоже думаю о тебе, всегда думаю. Я хотел это сказать давно. Но мне казалось, что это тебе безразлично. У тебя так много друзей!
— С тех пор как умер наш отец, друзей стало меньше… Почти нет… Нас словно бы боятся. Когда я здороваюсь с кем-нибудь, я замечаю, что люди сторонятся меня. А отец… Он умер так неожиданно.
Коля снова молча сжал ее руку. И подумал: «Какой же я болван, что не приходил к ним». Только теперь он понял, почему Чамино перестал приглашать его к себе. Он, видно, решил, что Коля так же, как и другие, боятся впасть в немилость. Говорили, что отец Чамино умер не собственной смертью, а по воле Единого. Он был самым популярным советником среди скотоводов и механиков. Умер он во Дворце Единого, похоронили его с огромными почестями. Но слухи ползли…
— Лоча! Как сказать, чтобы ты поверила? — Он поднес ее руку к своей щеке. Рука была теплая и чуть заметно вздрагивала.
— Лоча, я люблю тебя!..
Почему он, наконец, решился на эти слова?
И память его ответила: «Ты не ошибся. Ты и в самом деле ее любишь. Давно. Еще с детства».
Необычайная тишина воцарилась вокруг. Тяжелый фаэтонский воздух казался сегодня неподвижным. Летели они медленно, не торопясь. Ни свиста ветра, ни шелеста плащей. Только Юпитер холодным лучом ощупывал их лица.
Наконец Лоча печально спросила:
— Ты это сказал лишь для того, чтобы я не имела права обвинить тебя в непорядочности?… Нет, Акачи! Зря ты волнуешься. Я не думаю, что ты трус. Но твои слова… Лучше бы ты сказал их в других обстоятельствах.