– Отойди, Флоренс, – приказал граф. По лицу Фреда он понял, что сейчас его вырвет.
Но девушка не отодвинулась. Она помогла доктору повернуть Фреда на бок, а потом обтерла его лицо платком, словно заботливая мать. Она даже не поморщилась, и граф снова мысленно похвалил ее.
Как только Фред пришел в себя, Дженкинс быстро наложил ему на ногу шину, и слуги переложили виконта на носилки. Прежде чем его подняли, Фред дотянулся рукой до Эдварда и схватил за запястье:
– Позаботься о лошади. Мой жеребец доверяет тебе. Пусть перед смертью он видит лицо друга.
– Не беспокойся, – ответил граф.
К его удивлению, Флоренс не последовала за носилками.
– Я останусь с тобой, – твердо сказала она.
– Со мной?
Она бросила взгляд на лакея с ружьем и понизила голос, словно опасаясь, что ее услышат:
– Я ошибалась в тебе, Эдвард. Мне не следовало думать, что ты жестокий человек. Мне кажется, ты очень переживаешь случившееся. Я хочу удостовериться, что ты в порядке. Я беспокоюсь за тебя.
Граф открыл рот и снова закрыл его. Он хотел сказать, что только ее слова удержали его от несправедливого выговора брату, что он не из тех, о ком нужно беспокоиться, что Фреду куда больше требуется поддержка, чем ему. Она всего лишь женщина, а женщина не должна видеть, как пристреливают раненую лошадь. Вместо этого Эдвард посмотрел ей прямо в глаза и прочел в них твердое желание остаться.
– Если ты так хочешь, – просто сказал граф. Он надеялся, что слова прозвучат спокойно, но голос был низким и странно взволнованным. Он резко обернулся к лошади и поднял ружье. Жеребец смотрел доверчиво, но Эдварду показалось, что он понимает, что его ждет. Горло снова перехватило.
– Шаг назад, – бросил он хрипло. – Не хочу, чтобы тебя забрызгало.
Флоренс что-то пискнула за спиной. Он не хотел оборачиваться, но сделал это. Найдя ее глаза, он устало посмотрел в них, и Флоренс увидела, как исказилось его лицо. Словно он всем сердцем хотел дотянуться до нее, но не мог.
«Ты должна принадлежать мне, – подумал он обреченно. – Только я могу сделать тебя счастливой».
Эдвард отвернулся и сжал губы. Это было так же невозможно, как достать рукой до неба. Глядя жеребцу прямо в глаза, граф спустил курок.
Выстрел чуть откинул его назад, а лошадь уже была мертва. Животное даже не вздрогнуло, и только лужа крови растеклась под головой. Когда Эдвард опустил ружье, руки его тряслись. Он не стал противиться, когда Флоренс потянула его за собой прочь.
До дома они не дошли. Чем больше они удалялись от коня, тем бледнее становилось лицо Эдварда. Только беспокойство за брата заставляло его передвигать ноги. Флоренс подставила плечо, чтобы помочь ему, но тяжесть была слишком велика, и Эдвард остановился. Он махнул рукой в направлении старого дуба, в тени которого стояла грубая деревянная скамейка, вросшая разномастными ножками в землю.