– Чего ты вскочила в такую рань? – буркнула я, наблюдая ее перемещения по моей спальне.
– Так всю жизнь проспишь, – скривилась она. – Мне сегодня всю ночь кошмары снились, ожившие мертвецы и прочие прелести. Просто наказание. Вид трупа дурно на меня действует. Интересно, убийцу найдут, как ты думаешь?
– Я не могу думать в семь часов утра.
– Кстати, где крем, который я вчера купила?
– В пакете, пакет в багажнике, ключи от машины на тумбочке, машина в гараже.
Она схватила ключи и вышла из комнаты, я подумала, что минут пятнадцать у меня есть, чтобы понежиться в постели и встретить новый день с оптимизмом.
Но очень скоро мне стало ясно: насчет оптимизма я дала маху, новый день начался с подарка, только был он не из тех, о которых мечтают девушки. Внизу хлопнула дверь, потом затопали по лестнице, и через мгновение в комнату влетела Сонька с совершенно безумной физиономией. Ладошки сцеплены на груди, точно у кающейся Магдалины.
– Нюся, я сейчас умру, – предупредила она и рухнула на постель.
– Что так? – спросила я. – Если пакета нет в багажнике, поищи в машине, хотя я точно помню, что положила его в багажник.
– Нюсечка, какой пакет… до него ли мне сейчас. Может, у меня глюки? Как я выгляжу?
– Паршиво, – приподнимаясь, заметила я, наблюдая бледную физиономию подруги.
– Чему удивляться, – вздохнула она. – Дядечка в твоем багажнике… Зачем он туда забрался?
– Какой дядечка? – растерялась я. – Ты что, в самом деле спятила?
– Не знаю, Нюся, по-моему, он неживой.
Я вскочила, набросила халат, не зная, что и думать. Может, Сонька и правда спятила?
– Идем, – позвала я.
– Пусть лучше дядя Боря посмотрит. У него-то нервы покрепче, он мужчина.
Я кубарем скатилась с лестницы, Сонька за мной, но в гараж она не вошла, паслась возле двери, а я прямиком направилась к своей машине. Крышка багажника была поднята. Я подошла, заглянула и ошалело замерла. В багажнике, скрючившись, лицом вниз лежал мужчина, прикрытый пиджаком. В припадке отваги я потянула пиджак на себя и взвизгнула. Состояние подруги стало мне вполне понятно.
На мужчине были рубашка и брюки, точнее, то, что от них осталось, одежда разрезана на лоскуты, и, к сожалению, не только одежда. Он сам напоминал лоскутное одеяло. Кровавые полосы перемежались с серовато-бледной кожей.
– Папа! – заорала я, боясь, что рухну в обморок. Отец влетел в гараж, ненароком толкнув мечущуюся у дверей Соньку.
– Что случилось? – испуганно спросил он. Я молча ткнула пальцем в багажник, отец подошел и произнес нараспев: – Твою мать… Откуда это? – Я только глазами хлопнула. – О, черт, – пробормотал он. – Марш из гаража. Принеси мне телефон.