Она резко повернула голову в его сторону:
– Что вы имеете в виду? Куда вы собираетесь?
Он беспомощно развел руками:
– Я не говорил тебе об этом до сегодняшнего дня, потому что не хотел расстраивать. Вот уже несколько недель тому назад я догадался, что ты носишь под сердцем ребенка. Врачи чувствуют такие вещи, моя дорогая. Офицеры медицинской службы Союза, на чьем попечении находится госпиталь, сообщили мне, что мои услуги им больше не требуются. Я волен вернуться домой, в Роли, к моей семье. Госпиталь скоро закроют, самое большее через несколько месяцев. Но мне искренне жаль оставлять тебя здесь, зная, что за тебя некому будет заступиться, не говоря уже о том, как горожане относятся к тебе. Почему бы тебе не поехать со мной? Ты полюбишь мою жену, и она примет тебя в нашем доме как свою родную дочь.
– Нет! – вырвалось у нее. – Я не могу уехать отсюда. Как Тревис узнает, где искать меня, когда вернется? Я дала слово, что буду ждать его.
Холт вздохнул:
– И что ты собираешься делать до того времени?
– Найду какой-нибудь выход. – Ее подбородок выдался вперед, и он понял, что лучше закончить разговор.
Тремя днями позже доктор Холт распрощался с Китти и отправился в Роли. Кровь, страдания, изувеченные тела – все это осталось позади. Китти не могла сдержать слез.
– Ты мне напишешь? – спрашивал он с тревогой в голосе. – Дашь знать, если передумаешь и захочешь погостить у меня и моей семьи?
Она кивнула, но оба они понимали, что им, скорее всего, уже никогда не суждено встретиться. Китти была твердо намерена ждать возвращения Тревиса. Теперь у них больше, чем когда-либо, оснований начать новую жизнь на земле, которая отныне принадлежала ей. Как счастлив был бы ее покойный отец, если бы мог видеть своего внука, подрастающего на ферме Райтов! Эта мысль вызвала улыбку на ее губах, заставила вспыхнуть ярким блеском глаза, и доктор Холт прошептал:
– Ты справишься со всем, дитя мое. Я знаю, так будет.
Его экипаж отъехал от крыльца.
Китти продолжала свою службу в госпитале. Она старалась носить платья самого свободного покроя, какие только могла найти, и самые большие фартуки – ее положение должно как можно дольше оставаться в тайне. Военные врачи Союза относились к ней терпимо, так как все знали, что она была возлюбленной всеми уважаемого кавалерийского офицера. Всех остальных добровольных помощниц из местных жительниц уже давно отпустили, кроме дам из церковного благотворительного кружка, которые время от времени являлись с корзинами снеди для раненых солдат-янки.
– Они нас ненавидят, однако приходят сюда, – как-то раз заявил один из солдат, после того как дамы покинули больницу. – Наверное, думают, будто быть милосердным к врагам своим – самый верный способ попасть на небеса. Но совершенно очевидно, в душе они нас презирают.