Поражение было полным. Армия короля Кристиана была наголову разбита, солдаты спасались бегством. Офицеры тоже. Король остался один, напрасно пытаясь остановить своих перепуганных воинов и откровенно скорбя о павших.
Он возложил всю вину на генерала Фуша, отчасти справедливо, но генерал не мог держать ответ, потому что погиб. Та же участь постигла и обер-лейтенанта Крузе.
К тому же именно генерал Фуш более настойчиво, чем все остальные, отговаривал короля вступать в схватку с Тилли… Хотя король Кристиан IV и был зрелым стратегом, мужества в нем было больше, чем прозорливости.
Луттер на Баренберге означала конец его участию в этой великой, явно бесконечной войне. После этого он совершил ряд менее славных и менее значительных поступков.
В Луттере военный врач Тарье вдруг обнаружил, что находится недалеко от Эрфурта.
Не навестить ли ему маленькую Корнелию?
Но побежденная армия нуждалась в нем. Большинство ушли на север, в Хольстен, но многие еще оставались на поле боя, брошенные всеми, израненные, не находившие себе места от боли. Помочь им в первую очередь было его долгом.
Вот уже несколько дней Александр был молчалив и задумчив.
В конце концов Сесилия не выдержала и спросила за обедом:
— Ради Бога, Александр, скажи, в чем дело? Ты влюбился в Вильгельмсена или…
— Это просто неудачная шутка, Сесилия.
— Допустим, что это так. Но скажи, в чем дело? Я с ума схожу, видя твой отсутствующий взгляд и слыша твои рассеянные ответы. Вчера, например, я спросила тебя, что ты хочешь на завтрак, а ты ответил, что они стоят под столом!
Александр улыбнулся.
— В самом деле? Извини!
— Хорошо, но что же с тобой происходит?
— Если бы я был уверен в этом, я бы уже сказал тебе. Но это так сомнительно…
Сердце Сесилии забилось.
Вздохнув, он потянулся за вилкой. Она остановила его руку.
— Скажи, Александр!
— Нет, это ничего не значит, мой друг.
— Тогда скажи о том, что ничего не значит!
— Я знаю тебя. Никто не может быть более упрямым, чем ты, когда тебе что-то взбредет в голову, — усмехнулся он. — Я ничего не говорил тебе потому, что не хотел тебя напрасно обнадеживать.
— О, Александр, — прошептала она.
— Нет, Сесилия, нет! Ничего не произошло! Только когда ты прижимаешь ладонь к моей ступне…
— И что тогда? — воскликнула она.
— Нет, успокойся, я ничего не чувствую, абсолютно ничего. Просто мне кажется, что я что-то осознаю, когда пытаюсь сделать это движение.
Она смотрела на него, разинув рот.
— Закрой рот, Сесилия, — засмеялся он. — У тебя такой глупый вид! Это просто волевое усилие. Понимаешь? Результат же, как и прежде, нулевой.