Увы!.. почему этот человек… сделал то, что он сделал… там, в Адриатическом море… да… на миноносце № 624… в тот день, когда… Арель…
Правда… то, что он сделал, он сделал не для себя. Он даже сделал это для меня…
По строгой справедливости, мне кажется, за все приходится платить…
Наплевать!
4. Отложенное наступление
21 октября 1917 года, девять часов вечера; Вайи-на-Эне. Я обедаю в столовой офицеров О.А.67 (шестьдесят седьмого парка Осадной Артиллерии, – объяснение для тех, кто не умеет расшифровывать сокращенный язык, созданный войной), в столовой Амлэна. Амлэн до того осмелел («мой дорогой старый товарищ!»… вы помните?), что пригласил меня на этот последний вечер, который должен был предшествовать атаке. Тем более, что он командовал «за начальника» всем парком и будет командовать во время сражения: номинальный начальник весьма кстати разбил себе колено.
Честное слово: я почувствовал себя польщенным, что меня пригласили: и был очень доволен, что мог принять приглашение.
Я, простой зритель… (штабной офицер сражается за бетонными укреплениями, или где-нибудь в каменоломне, или на колокольне, вне достижения 194-миллиметровых орудий), я, жалкий воин, не слишком бодро себя чувствующий накануне сражения в компании настоящих воинов: воинов, которые завтра бросятся на германскую линию, пойдут бить германскую армию и, одержав победу, если останутся в живых, уснут в германских постелях, – я не надеялся на такую милость судьбы.
Мы обедаем очень весело.
Обед людей, готовых добросовестно рискнуть своей жизнью, на три четверти уже обреченных, обед солдат за семь часов до атаки, ничем не отличается от всякого другого обеда.
За этим столом сидят самые разнообразные люди: X., рабочий, капрал в 1914 году, сержант в 1915, подпоручик в 1916, поручик в нынешнем году, украшенный орденом, потому что он храбрее, чем бывают обыкновенно во Франции; А., герцог и князь, имя которого напоминает о двух самых славных французских победах XIX века; М., внук короля и обладатель двадцати миллионов, исключительно любимый, почитаемый и обожаемый всеми своими солдатами, потому что из всех это самый простой человек, самый серьезный и самый скупой на всякую кровь, кроме своей собственной; 3., парижский обыватель, кроткий, как ягненок и уже весь седой, притом женатый, отец и дед по крайней мере двадцати пяти или тридцати отпрысков всякого возраста и все-таки, бесспорно, самый смелый, самый отчаянно-предприимчивый из всех…
О, наша страна, прекрасная страна братства! И как было бы хорошо умереть за эту страну под гордым солнцем Аустерлица!..