– Я знаю, Вив, – отвечаю я. – Я люблю тебя.
– Я тебя тоже люблю.
– Женская клиника. Алло?
– Добрый день. Я бы хотела записаться на прием.
– Конечно. Будете делать мазок?
У меня пропадает голос. Я не могу побороть себя. Признаться в этом чужому человеку так стыдно.
– Нет. Аборт.
– Разумеется. Какой у вас срок?
– Думаю, восемь недель. Может, девять.
– Хорошо. Для начала вам нужно прийти на консультацию. Пятница вам подходит? Три часа?
Я быстро пролистываю ежедневник.
– Да, подходит.
– Вы знаете, как проехать в клинику?
– Да.
Я провожу пальцем по строчкам «Желтых страниц» и нахожу адрес. Стэйшн-Роуд.
– Позвольте записать ваше имя и адрес.
Я диктую ей свои координаты, чувствуя себя так, будто записываюсь на прием к зубному, ведь похоже, это для них обычное дело. Потом опускаю трубку, поворачиваюсь на кресле, и впервые за весь день на моем лице появляется искренняя улыбка.
И тут я вижу Стеллу.
Какое-то время мы просто смотрим друг на друга.
– Извини, – она опускает глаза. – Я забыла мобильный, и, когда вошла, ты разговаривала. Я не хотела подслушивать, но…
Я теряю дар речи. Ощущаю легкую дрожь, поэтому не встаю, и просто смотрю на Стеллу, которая, наконец, поднимает взгляд.
– Полагаю, вот почему ты превратилась в Обезумевшую Суку?
Она пытается обратить все в шутку, и вдруг я испытываю сильное желание все ей рассказать. Мне хочется поделиться с кем-то еще, кроме Вив, и интуиция подсказывает, что Стелле можно доверять.
– Никому не говори, – шепчу я. – Прошу тебя. Поклянись, что никому не проболтаешься.
– О боже, конечно, клянусь. Клянусь жизнью, я не скажу ни слова. Но ты-то в порядке? Как ты себя чувствуешь?
Минуту я сомневаюсь, но мне необходимо об этом поговорить, я должна об этом поговорить.
– В перерывах между припадками злости и рыданиями я в норме. О, и еще меня все раздражает, и я плачу без причины. И вообще, ощущение такое, будто я схожу с ума. Но в остальном, все отлично. Неужели сама не видишь?
Мы обе смеемся.
– Ты когда-нибудь делала аборт? – отваживаюсь спросить я.
Стелла кивает.
– Давно. Я была в колледже, мы совершили глупость, и пришлось сделать аборт. Вернулась в Лондон на каникулы и сделала.
– Тебе было плохо?
– С тех пор прошло много времени, и, думаю, когда ты молода, воспринимаешь все по-другому. Мне было восемнадцать. Совсем ребенок. Теперь это бы больше меня заботило, чем тогда, – она замолкает, понимая, что ляпнула что-то не то.
– Ничего, я хочу, чтобы ты говорила правду, – успокаиваю ее я. – Не нужно приукрашивать.
– Это тяжело. Сейчас я много об этом думаю. Но понимаю, что в восемнадцать лет я была совершенно не готова иметь детей. Наверное, и ты тоже не готова.