Бонни раскинула руки в стороны, выдирая пучки травы, ее голова металась, а тело поднималось и опускалось в такт его движениям.
– Подожди, – шепнул Элай, – еще не время, Бонни.
– Не время! – простонала она. – Элай!.. Скорее! – Вняв ее мольбам, Элай ускорил темп.
Бонни в исступлении царапала землю, голова ее запрокинулась, она металась от наслаждения и, наконец, содрогнулась.
Они спали, обнявшись, в фургоне и проснулись глубоким вечером. Несмотря на голод, они снова занялись любовью, а потом заснули.
Проснувшись, Бонни увидела, что она одна. Было темно. Она так порывисто села, что ударилась головой о доски и вскрикнула от боли.
Откуда-то снаружи она услышала смех Элая и потрескивание костра.
– Пахнет едой! – воскликнула она, вылезая из фургона на четвереньках.
Элай действительно развел костер и жарил что-то вроде цыплят на вертеле, сделанном из сучков и прутьев.
– Как… откуда… – Бонни очень проголодалась.
– Где-то поблизости должна быть ферма, – сказал Элай.
Он уже оделся и удобно устроился возле костра.
– Эти цыплята гуляли без присмотра, поэтому я…
– Можешь не объяснять! – воскликнула Бонни, устремляясь к огню и на ходу обуваясь. – Как ты умудрился развести такой великолепный костер без спичек?
Элай улыбнулся.
– Как древние… трением. Тер палку о палку.
– Не все на это способны.
– Должно быть, остались искры от нашего любовного пыла.
Бонни обрадовалась, что в темноте не видно, как она покраснела. Мгновение спустя ее охватила тревога.
– Роз! – выдохнула она. Элай обнял ее.
– Не беспокойся, Кэтти и Джиноа позаботятся о ней.
– Но они думают, что мы погибли!
– Значит, наше возвращение будет для них приятным сюрпризом.
Цыплята, подрумянившись на костре, восхитительно пахли, Бонни уже не помнила, когда была так голодна. Даже в Лоскутном городке с ней не случалось такого.
– Как бы я ни беспокоилась, мне сейчас ничего не изменить, – сказала она.
– Ты права, – Элай ловко снял цыплят с вертела и оторвал большой кусок для Бонни. – Мы отправимся в обратный путь завтра.
Бонни, занятая едой, не ответила, да и Элай ел с завидным аппетитом. Покончив седой и умывшись в реке, они уселись возле костра и долго смотрели на огонь. Бонни всегда любила тишину, она взглянула на небо, усеянное звездами, и вздохнула.
– Бедная Джиноа, должно быть, сходит с ума.
Рука Элая коснулась ее груди, и Бонни прильнула к нему.
– Они, конечно, уверены, что мы утонули, – задыхаясь от ласк Элая, проговорила Бонни.
– Да, – ответил Элай. Бонни бросило в дрожь, когда пальцы Элая добрались до ее соска, и она прошептала: – Роз еще слишком мала, поэтому Джиноа еще не сказала ей о нашей гибели.