Джиноа, очень добрая, все понимающая, потрепала Бонни по плечу.
– Мы возьмем бедного малыша в мой дом и сделаем все возможное, чтобы спасти его, – мягко сказала она. Ее взгляд задержался на обездоленной женщине, лежавшей без сознания на узкой кровати в темной маленькой лачуге. – Я только не знаю, доброта ли это? Его жизнь будет нелегкой.
Бонни, помолчав, ответила:
– Легкой жизни не бывает, не так ли, Джиноа?
Золовка вздохнула.
– Ты права, конечно, – начала она, но прежде, чем успела закончить, за дверью послышалась возня, и высокий человек с взъерошенными седыми волосами, в грязной одежде, вошел в лачугу в сопровождении подавленного Элая.
– Это Джек Фэрли, – сказал Элай. – Сегодня погиб его сын.
Фэрли протиснулся ближе к кровати, где лежала Сьюзен, на его лице, застывшем от безысходного горя, проявился слабый интерес.
– Ребенок? – спросил он надтреснутым голосом.
Бонни осторожно показала ему внука и быстро завернула в плед. Нельзя было оставлять бедное маленькое создание на сквозняке.
– Очень мал, – сказал Фэрли.
Джиноа выпрямилась, красивое платье было в пятнах, волосы растрепаны, но ее врожденного благородства нельзя было не заметить.
– Мистер Фэрли, есть надежда, что ваш внук выживет, если ему обеспечит хороший уход. Сьюзен тоже нужно тепло и хорошее питание, чтобы поправиться. Я хочу взять их к себе и обеспечить всем необходимым.
– К вам в дом, мэм? – с недоверием спросил мистер Фэрли. – Почему вы хотите это сделать?
Джиноа бросила взгляд на Элая и решительно ответила:
– Я Мак Катчен, а значит, несу ответственность за происшедшую трагедию.
Элай повернулся и вышел из дома, Бонни последовала за ним, все еще держа на руках ребенка Фэрли. Она едва поспевала за Элаем, он шел быстрыми широкими шагами, направляясь к реке по склону, покрытому вытоптанной травой.
– Элай! – запыхавшись, крикнула она. Он остановился, и даже при слабом свете она заметила, как напряглись его плечи, но к Бонни он не повернулся.
От влаги и грязи у Бонни промокли и замерзли ноги, но сейчас она почти не замечала этого.
– Элай, то, что произошло сегодня, ужасно, но это не твоя вина.
Широкие плечи чуть расслабились, но Элай все еще стоял спиной к ней.
– Река поднимается, – сказал он после долгого молчания.
Бонни всей душой разделяла его боль.
– Элай Мак Катчен, повернись и взгляни на меня! – попросила она.
Медленно и с усилием, как человек убитый горем, Элай повернулся. В наступающей темноте Бонни заметила странный блеск в его золотисто-карих глазах.
– О Боже, Бонни, – выдохнул он, проведя рукой по растрепанным волосам. – Как я мог этого не замечать? Как мог не замечать этого мой дед?